Теодор Константин - И снова утро (сборник)

— Ты рассердился на меня? — спросила она через некоторое время, перестав плакать.

— Почему я должен рассердиться на тебя?

— Думаю, у тебя есть причина, раз я просила тебя отойти, если начну бредить. Ты мог бы подумать, что я не доверяю тебе.

— Я ведь сказал: тебя это не должно беспокоить.

— Все же хочу, чтобы ты знал: речь идет не о недоверии. Дело совсем в другом…

— Хорошо, хорошо!.. Может, ты попытаешься заснуть?..

— Я не хочу спать. — И тут же она без всякой связи добавила: — С тех пор, как помню себя, мне везло. Ты можешь это понять?

— Да, само собой разумеется.

— А теперь… Почему ты должен быть румынским военнопленным? Человеком, которого самого травят, как зверя!

— А кем ты предпочитаешь видеть меня?

Милада не ответила, а только вздохнула.

— Так кем же ты предпочитаешь видеть меня? — настаивал я.

— Кем угодно, кроме того, кто ты есть!

— Предположим, что я был бы гитлеровским солдатом. Это тебе подошло бы?

— Не знаю, что ты думаешь обо мне…

— Тебе бы подошло это? — повторил я свой вопрос.

— Возможно. Но прошу тебя, не думай обо мне плохо.

— Возможно… Значит, ты сама не очень уверена в этом? — продолжал я свою мысль.

— Нет!

— Возможно, если бы гитлеровец не был зверем? Это ты имела в виду?

Милада промолчала.

— Скажи мне, Милада, чем я могу тебе помочь?

— Почему ты решил, что можешь мне помочь?

— Ты говорила, что не хочешь умирать. Да?

— Да, я это говорила… Ну и что?

— Я мог бы тебе помочь.

— Хорошо, если бы это было так. Но ты ничем не поможешь мне.

— Даже если я попытаюсь пробраться в город?

— И что? Ты сообщил бы в «Скорую помощь», и меня забрали бы отсюда, из болота?

— Конечно нет. Но если бы ты мне сказала, куда пойти, если бы дала какой-нибудь адрес в городе, я до рассвета успел бы вернуться по крайней мере с бинтами, медикаментами…

— Я никого не знаю в городе. И потом, неужели ты думаешь, что я соглашусь, чтобы ты рисковал своей жизнью ради моего спасения? Если тебя схватят, то тут же расстреляют. Понимаешь?

— Да, конечно. Если схватят, то расстреляют.

— В таком случае твоя жертва окажется напрасной.

— Но ведь не обязательно же меня схватят. Если бы я не нашел тебя, я все равно попытался бы пробраться в город. Скажи, Милада, к кому я могу пойти?

— Я не знаю в городе никого, кто может мне помочь.

— Но не хочешь же ты меня убедить, что не живешь в этом городе!

— Нет, живу. Но туда, где я жила, ты не можешь пойти.

Она закрыла глаза. Несколько минут мы молчали. Вокруг стояла тишина. Только по другую сторону болота, на шоссе, не прекращалось движение. В обоих направлениях непрерывно шли машины.

— Ты представляешь, где проходит сейчас линия фронта? — спросила она через некоторое время.

— Точно не знаю. Десять дней назад фронт был не дальше чем в сотне километров. Наверное, за это время наши возобновили наступление. Не думаю, чтобы фронт стабилизировался.

— Ты так считаешь? — спросила Милада.

— Предполагаю. Прислушайся, что творится на шоссе. Это оживление должно нас радовать.

— Почему? Думаешь, они отступают?

— Именно так я и думаю.

— А если немцы готовят наступление? Ведь движение на шоссе может означать и это, не так ли?

Замечание было правильным и показывало, что Милада имеет какое-то представление о фронтовых делах.

— Конечно, может означать. Только я не думаю, что немцы располагают достаточными силами для контрнаступления, особенно на этом участке.

— Тогда, может быть, через несколько дней советские или ваши войска пробьются сюда.

— Может, дня через два-три, а то и быстрее.

— Все может быть! — На лице Милады еще отчетливее проступило страдание. — И почему нельзя, чтобы человек выжил, если он этого очень сильно хочет?

— Как будто кто-нибудь хочет умирать! Если бы смерть зависела от воли каждого человека, люди за очень малым исключением стали бы бессмертными.

— Все же… как тебе объяснить? Одно дело не хотеть умереть, а другое — хотеть жить во что бы то ни стало. Я хочу жить во что бы то ни стало, потому что глупо умирать именно теперь. — Через некоторое время она продолжала: — Значит, может статься, что через два дня фронт пройдет здесь?

— Полностью нельзя исключать такую возможность.

— Знаешь чего я боюсь? Боюсь, что в раны попадет инфекция.

— Не попадет, — заверил я ее убежденно, хотя сам очень сомневался в этом.

— Только бы два дня, потому что два дня, я думаю, выдержу. — Потом она снова спросила: — А ты уверен, что через два дня сюда придут ваши?