Михель Гавен - Валькирия рейха

– Я думаю, он будет рад наконец услышать твой голос, – Эрих был не расположен шутить. И не обращая внимания на шофера Геринга, который вез их в резиденцию рейхсмаршала авиации. И, вспомнив свой разговор с Андрисом перед отлетом в Прагу, сообщил:

– Я все сказал ему, прости. Так получилось. Случайно. Поэтому он и отпустил меня.

– Что сказал? – Хелене в недоумении обернулась к нему, но в глазах ее мелькнула тревога: – о чем сказал?

– О ком, – поправил он, – о тебе и обо мне… О том, что я люблю тебя.

– И что? – вопрос Райч прозвучал сухо и даже резко, – что тебе ответил Андрис?

– Ничего, – пожал плечами Эрих, – он меня отпустил.

– Он ничего не сказал? – недоверчиво переспросила Хелене и усмехнулась, потупив взгляд.

– А что он должен был сказать? – Эрих поднял ее лицо и испытывающее посмотрел в глаза: – у него был повод?

Хелене отвернулась и тихо промолвила:

– Очень странно…

– Понятно. У него тоже был повод, – усмехнулся Эрих и попросил: – Покажи.

– Что? – не поняла она.

– Покажи мне фотографию, которую передала тебе фрау Гейдрих. Твою фотографию.

– Зачем? – удивилась Хелене.

– Покажи, – настойчиво повторил он, – хочу посмотреть, какая ты на ней, – она протянула ему потрет и тут же пожалела, потому что конец его фразы ее не обрадовал. Он прозвучал горько: – я хочу посмотреть какая ты, когда влюблена. Хелене вздрогнула. Она поняла, что поступила неправильно. Но было поздно. Эрих держал портрет в руках. Затем молча вернул ей.

Когда они приехали к рейхсмаршалу, совещание командиров давно закончилось. Приняв Хелене в своем кабинете, Геринг в краткой беседе ознакомил ее с основными вопросами, обсуждавшимися на совещании и ближайшими задачами, которые вытекали из принятых решений. По-отечески пожурил Хелене, что она совершенно необоснованно подвергает опасности свою столь драгоценную для рейха жизнь и, похохатывая, рассказал, как ловко удалось ему сегодня «ущемить» Гиммлера и всерьез испортить ему настроение.

– Бедный рейхсфюрер, – веселился Геринг, – просто не знал, что ему делать со всей этой историей с «политизирующей» вдовой Гейдриха. Надо было видеть его лицо, когда ему сообщили, что фрау Лина с детьми едет в Берлин! И кто везет ее, ха-ха – Хелене Райч! Ну а Кальтенбруннера, того при одном упоминании имени Гейдриха передернуло. Он сразу сделал вид, что его это не касается. Пусть, мол, рейхсфюрер расхлебывает. Впрочем, сегодня ты будешь иметь возможность увидеть сама этот колоритный дуэт, – пообещал Геринг. – Пат и паташон. Один высокий, как оглобля, другой, в смысле рейхсфюрер – ты сама знаешь. В очках. Придут меня поздравлять. Как бы не отравили со злости, – рейхсмаршал захохотал. – Или не изобрели чего другого, похуже. Они же все могут, доверия к ним нет. Я доложил фюреру, – продолжил он, – что ты все-таки после всех приключений добралась до нас и кажется даже в добром здравии, что даже странно, если судить по усердию, с которым наместники Гиммлера сохраняют в Чехословакии порядок. Но, как бы то ни было, фюрер подтвердил, что ждет тебя на ужин. Будет рад видеть свою героиню. Мы не стали расстраивать его по поводу взрыва, – предупредил он, – сама понимаешь, фюрер принимает такие известия слишком близко к сердцу. Так что сгладили тона, тут мы с Гиммлером сошлись, – он усмехнулся, – так что имей в виду и готовься. Сегодня соберутся все сплетники. Они по тебе соскучились.

– Я поняла, – Хелене кивнула головой и тут же спросила: – А как же Хартман? Его пустят на прием?

– Ну, Эриха фюрер тоже знает, – успокоил ее Геринг, – пойдем все вместе. В конце концов, сегодня мой день рождения, а значит – авиация прежде всех прочих. Рейхсмаршал приглашает, рейхсмаршал за все отвечает. Как всегда, – он снова громко захохотал, – вы у меня словно только из боя, можно сказать, в самом прямом смысле, из огня да в полымя. Что ж, пусть знают! Отдохните, наведите лоск, и поедем, – распорядился он, – Кстати, – вдруг вспомнил он, когда Хелене уже намеревалась уйти в отведенные ей апартаменты, – загляни к Эмми. Она переживает за тебя. От всей этой истории с Линой Гейдрих просто сон потеряла. И что-то там у нее с нарядом не ладится. Никак не могут договориться с Магдой, кто в чем придет. Разними их.

– Конечно, Герман, – улыбнулась Хелене, – это, наверное, самая приятная баталия из всех, которые мне пришлось пережить.

Появление Хелене Райч на приеме у фюрера произвело фурор. Знаменитая летчица давно не баловала высший берлинский свет своим присутствием. Даже награды она получала в узком официальном кругу и не отмечала награждения в Берлине. Практически она не появлялась около двух лет, со дня смерти Гейдриха. Однако связь Хелене с бывшим всемогущим предводителем СД, которая стала общеизвестна после его гибели, давала повод для всевозможных слухов и сплетен. Хелене встретили с любопытством. Ее приезд ожидали – как никак день рождения рейхсмаршала! Собрался весь цвет авиации, как же без «белокурой валькирии»?! Не могла же она пропустить это событие и не поздравить своего покровителя! Многих интересовал вопрос, как изменилась Хелене после смерти своего знаменитого любовника. Однако их ждало разочарование – Хелене не изменилась. Во всяком случае, по ее внешности, как и прежде, нельзя было определить, как глубоки ее переживания. Известная летчица держалась с присущим ей достоинством, вежливо, но, как всегда, холодно и отстраненно. По-дружески общалась только с теми, кого давно знала: с супругой Геринга Эмми Зоннеманн, Магдой Геббельс, с коллегами-летчиками и некоторыми армейскими генералами. Все знали, что Хелене привезла в Берлин Лину Гейдрих с детьми, но никто не посмел спросить ее об этом напрямую. За столом во время ужина Хелене сидела недалеко от фюрера, между рейхсмаршалом и фельдмаршалом авиации Мильхом. Заметно уставшая, с копной пышных светлых волос, небрежно зачесанных назад, как грива львицы, спутанная ветром саванны. В беседе она участия не принимала. Геринг представил Хелене Кальтенбруннера. «Наследник» Гейдриха произвел на летчицу удручающее впечатление. Ей было трудно представить себе, что этот квадратный громила с угловатым «деревянным» лицом, никогда не менявшим своего выражения, и колючим взглядом маленьких карих глаз, весь какой-то чернявый, неопрятный и неприятно пахнущий дешевым табаком, мог занимать теперь великолепный кабинет Гейдриха в рейхсканцелярии и продолжать, а скорее всего, ломать то, что было создано Гейдрихом за годы труда. Этого человека невозможно было представить в роли созидателя. Скорее, он походил на ограниченного, безынициативного исполнителя, придерживающегося принципа слепого повиновения «хозяину», что, впрочем, вполне устраивало Гиммлера – ведь все уже было создано, оставалось только поддерживать работоспособность. Так что рейхсфюрер весьма нуждался в подобном человеке – он его и выискал, к удивлению многих высокопоставленных эсэсовцев. Опыта с Гейдрихом, который когда-то начинал как его протеже, а позднее превратился в угрозу, Гиммлеру было достаточно. Больше он не хотел экспериментировать. Одного взгляда на помощника рейхсфюрера было достаточно, чтобы понять, какая судьба ожидает Германию.