Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки?

Мимо аэродрома он идет по улице на запад.

«Вот так бы идти дальше, вслед за своими мыслями. Как проводит Гвен рождественский вечер? Загнанная, как она пишет, может быть, в эту ночь она где-то на улицах Франции или, каждую минуту рискуя быть обнаруженной, спрятана какими-нибудь сердобольными людьми где-нибудь в каморке. На что она вообще живет? На то, что ей дадут знакомые или друзья, которым самим есть нечего. Может ли она, оторванная от семьи, вообще находиться среди людей и праздновать с ними Рождество, или сидит где-нибудь одна, в отчаянии?»

Ночь выдалась штормовой и ветреной.

С переводом в кармане из Экиана в первую батарею в Рюэ, он еще раз пошел к Гвен. Перед виллой он тихо просвистел условленную мелодию.

В окне появилась ее головка. Она наклонилась, посмотрела на остальные окна дома и знаком показала ему, что сейчас выйдет. Петли были хорошо смазаны, и, когда она выходила из дома, дверь открылась бесшумно.

Она осторожно осмотрелась на пустынной улице и подбежала к нему. Положив голову ему на плечо, обхватив его руками за шею, она на секунду застыла в его объятиях, а он гладил ее волосы и плечи. Потом она отстранилась.

— Что нового, расскажи? — прошептала она.

Он посмотрел на нее, стараясь собраться с духом. Виссе лишь беззвучно шевелил губами. Она открыла рот, пытаясь закричать. «Нет, нет!» — умоляюще повторяла она и закрыла его рот своей ладошкой.

— Ты уезжаешь? — она сама сказала это, избавив его от тяжких слов, и утвердительно кивнула за него.

Он почувствовал облегчение. Минуту она стояла в оцепенении прямая, как статуя. Он чувствовал, что сердце ее почти остановилось.

Вдруг быстрее, чем он смог понять, прежде чем он смог подбежать и помочь ей, она задохнулась, застонала, наклонилась вперед и, поискав равновесия, повернулась вокруг себя. Он почувствовал, как она схватилась за его пояс, ничего не понимая, не в силах справиться с нахлынувшей болью. Ее руки разжались и заскользили вниз по его шинели. Он поднял ее, прежде чем она опустилась на колени. Ее глаза были слепы от слез.

Прижимая к себе, он бережно обнимал ее сотрясающееся от рыданий тело.

— Мы не можем больше оставаться здесь! — твердым, недовольным тоном сказал он, стараясь не называть ее ласковыми именами, чтобы защититься от собственной боли.

Он увел Гвен прочь, и несколько раз им пришлось искать убежища в нишах парадных, чтобы их не увидели солдаты, все еще бродящие по ночным улицам. С пересохшим горлом, часто сотрясаясь от кашля, он рассказал ей, что завтра ему придется уехать.

Он протянул ей руку. Опершись лишь рукой о его локоть, она шла от него на таком расстоянии, что он только иногда касался ее плаща, который жесткими складками расходился от ее перехваченной поясом талии. Разлука уже стояла между ними.

Она подождала немного, ожидая, что еще он может сказать ей, — а у него не было слов. У открытых ворот сада, окружающего виллу, в которой он квартировал, она склонилась ему на грудь. Он держал ее голову в своих ладонях и прижимался губами к ее волосам. Уже издалека Виссе услышал лязг оружия, равномерную поступь тяжелых сапог по тротуару и понял, что приближается патруль.

Он не мог пригласить ее в свою комнату, потому что жил в одной комнате со Штейном. Он обнял Гвен за плечи и прокрался вместе с ней в гараж. Они проскользнули на заднее сиденье стоявшего там автомобиля.

Она упала ему на колени, плакала и рыдала, предаваясь своему горю.

— Я так люблю тебя! Мой милый Михаэль! — ее признание было непосредственным и неловким, как у ребенка. — Я хочу, чтобы ты остался со мной! Не уходи на эту ужасную войну! — требовала она. — Я так боюсь, что случится что-то такое, что мы больше никогда не увидимся!

Улыбаясь, он утешал ее, что будет от нее совсем недалеко, будет часто писать и часто приезжать к ней.

— О, я знаю, какие бывают мужчины! — рыдала она.

— Я не такой! — он обещал ей не смотреть ни на кого и даже не пытаться знакомиться с другими девушками.

Она упрямо надувала губки, он взял ее за руку. Она склонилась и поцеловала его, чтобы он не видел, что она делает. Она пыталась что-то сделать и сердилась, что это не получается незамеченным. А потом он почувствовал, как она провела у себя под блузкой его рукой и прижала ее к своей груди. Под тонкой рубашкой он ощутил сильное биение ее сердца. Гвен словно хотела доказать ему, что она, хоть и не так откровенна и вызывающа, как те женщины, что маняще поводят бедрами на улицах, но тоже не лишена женских прелестей: она хотела привязать его этим, чтобы он не поддался потом соблазну. Это было по-детски трогательно. Скорее из признательности, чем от желания, он погладил ее нежную, юную, девичью грудь.