Михель Гавен - Месть Танатоса

— Да, довольно-таки давно, — подтвердила та.

— Кто он?

Ирма пожала плечами.

— Могу сказать, что он — весьма заметная фигура, занимает высокий пост, имеет влияние, к нему благоволит сам фюрер… — и, внимательно посмотрев на Маренн, добавила: — Я понимаю, что Вас волнует, фрау Ким. Я Вам сказала честно: я не знаю в подробностях, что Вас ожидает, но, насколько мне известно, ничего плохого. Все только к лучшему. Иначе Скорцени не стал бы меня просить позаботиться о Вас, пока его нет. День-два, что они решают? Ничего.

«Ты что! Это сам Отто Скорцени!», — вспомнилось Маренн восклицание Табеля. «Заметная фигура, имеет влияние…» — так, кажется, сказала только что Ирма.

— Почему он взял меня из лагеря?

— Наверное, потому что Вы — красивая женщина, — Ирма пошутила, так как не знала наверняка, или в самом деле намекнула? Маренн тщетно пыталась найти в ее словах ключ к разгадке. Но мало ли в лагерях красивых женщин…

Как и предполагали, через полчаса появился Науйокс. Когда он вошел, Маренн с удивлением узнала в нем офицера, который сопровождал Скорцени во время его второго визита в лагерь и… вот так неожиданность — двухкратного чемпиона Берлинской олимпиады по легкой атлетике и боксу, соревнования которой она наблюдала на стадионе незадолго до ареста. Теперь ей казалось, что и эту блондинку она тоже видела тогда — она обнимала Науйокса на финише. Вот в этой черной форме, с погонами, Науйокс тогда гордо взошел на верхнюю ступень пьедестала почета и, подняв руку в нацистском приветствии, салютовал флагу, парившему выше всех в его честь, и фюреру в правительственной ложе. Тогда он считался национальным героем. Вероятно, победа на Олимпиаде во многом определила его дальнейшую карьеру.

— Штандартенфюрер Альфред Науйокс, — представился ей недавний чемпион и, склонив голову, лукаво взглянул на Ирму. — Муж вот этой симпатичной дамы.

Затем галантно поцеловал Маренн руку.

— Очень рад познакомиться, фрау.

Высокий, с атлетичной фигурой, безукоризненно аккуратный и подтянутый, в элегантном мундире, светлоглазый блондин с правильными чертами лица — таким предстал перед Маренн штандартенфюрер Альфред Науйокс, и она могла рассмотреть его вблизи. Сразу же заметила, что штандартенфюрер тоже рассматривает ее, но не столь явно. И от этого открытия Маренн снова стало не по себе.

К ее удивлению, Альфред Науйокс очень легко нашел общий язык с детьми: они совсем не боялись штандартенфюрера, их не смущала теперь форма, которая наводила ужас в лагере. Со Штефаном они и вовсе понимали друг друга с полувзгляда.

Чувствовалось, что оба они, сам штандартенфюрер и его жена, стараются понравиться Маренн. Зачем? Маренн одолевали подозрения — она мучилась неизвестностью. И потому ее никак не могли отвлечь или расслабить ни очаровательные улыбки Ирмы, ни занятные шутки Науйокса, веселившего детей. Без сомнения, он был большой выдумщик и обладал тонким чувством юмора. Маренн сразу почувствовала его насмешливый, задиристый характер, за которым, как она знала, скрываются обычно острый, пытливый ум и нестандартный образ мышления.

Бесспорно, Альфред представлял собой одаренную, яркую личность и не только в спорте — это сразу бросалось в глаза. Маренн не сомневалась, что в отличие от своей жены Науйокс прекрасно информирован обо всех нюансах ее дела, однако старательно избегает разговоров на эту тему, отшучиваясь, и потому когда они впятером сели ужинать в столовой, беседы о том, что тревожило Маренн больше всего, не получилось. Науйокс всячески уклонялся от ответов на ее вопросы.

После ужина Штефан и Джилл, чей подорванный организм весьма требовательно нуждался в отдыхе, снова отправились спать. А Алик и Ирма, поболтав с часок у камина за чашкой кофе и рюмкой коньяка, собрались домой, оставив Маренн с детьми ночевать на вилле. Наутро Ирма должна была заехать за Маренн на машине. Алик пообещал выделить шофера, чтобы отвезти дам в парикмахерскую и в косметический кабинет, а также прокатиться по Берлину…

— По магазинам… — рассмеялся Науйокс, подмигнув жене, — на колесах-то? Очень даже. Это не пешком ходить. Больше купите — больше увезете.

Что будет после обеда и вечером, Маренн не знала. Не знала она также, что, сев в машину и направляясь домой, Науйокс спросил Ирму:

— Ну, как тебе выбор нашего друга?

— Я так поняла, что речь идет пока что только о работе, — заметила та удивленно.

— Вот уж не надо сказок! — уверил ее Науйокс, — Работа — работой. Но сама знаешь: работа, она — не волк. Анна фон Блюхер уже получила полную отставку. Рвет и мечет в бессильной ярости. Это неспроста все, я тебе говорю. А вообще?