Михель Гавен - Месть Танатоса

— Успокойтесь, успокойтесь. У Вас есть родители?

— Нет, — всхлипнула Наталья, — они давно умерли.

— Послушайте меня, — Маренн приподняла ее голову и произнесла проникновенно, глядя в синие заплаканные глаза девушки: — Мне жаль, что сейчас мы разъединены. Но война не будет продолжаться вечно. Когда-нибудь она кончится. И если нам повезет и мы останемся живы, знайте, я была бы рада, если смогла бы заменить Вам мать. Я всегда буду считать Вас родной. Ведь я в неоплатном долгу перед Вами. Только прошу, будьте осторожны. Никому и ничего не говорите из своих. Ни при каких обстоятельствах. Это может стоить Вам жизни.

— Я знаю, фрау, — кивнула Наталья, слабо улыбнувшись: — Спасибо Вам, — и вдруг опомнилась:.— Господи, что же это я, — воскликнула она, — Я же так Вас подвела! Знаете, — она оглянулась на офицера, — Вас ищут. Они вызвали специальную группу, у них Ваш портрет, фрау, который нарисовали со слов капитана. Ну, того…

— Я понимаю, — качнула головой Маренн, — этого следовало ожидать.

— Вам надо уходить, прятаться… — снова разволновалась Наталья.

— Нам негде прятаться, — впервые подал голос офицер, — нам надо пробиться к линии фронта.

— Простите, я вижу, господину необходима помощь. Я могла бы что-нибудь принести, — с готовностью предложила девушка. — Лекарства, бинты…

— Нет, нет, — серьезно остановила ее Маренн. — Вам незачем рисковать. У нас все есть. Быть может, только, — она вопросительно взглянула на Ральфа. — Если у вас есть карта, — она указала на планшет, который болтался у Натальи на поясе, — вы нам покажете приблизительно хотя бы по карте, где сейчас проходит линия фронта, чтобы мы знали, куда идти.

— Да, да, конечно, — быстро согласилась Наталья и открыла карту — она прихватила ее в штабе, чтобы не заблудиться и вовремя прибыть на хутор. А вот для чего пригодилась, оказывается.

— Сейчас бои идут вот здесь, — показала она Фелькерзаму — тот озадаченно посмотрел на Маренн и заметил:

— Довольно далеко. Дальше, чем мы предполагали. Здорово отбросили…

— Но мы все равно должны пробиваться к нашим, — настойчиво ответила она.

— К нашим, — повторила за ней Наталья, вспоминая. — Вот и Штефан всегда говорил «наши», а сам ведь не был немцем…

— Немцы тоже не все одинаковые, — отозвалась Маренн, — как и все люди. Мой сын не был немцем — это верно, но на четвертинку он был австрийцем. Этой четвертинки ему хватило, чтобы погибнуть молодым, — добавила она грустно.

— Извини, Маренн, — вмешался Ральф фон Фелькерзам, — нам надо идти. Спасибо, фрейлян, — поблагодарил он Наталью.

— Послушайте, я могу проводить Вас… — отчаянно предложила Наталья.

— Нет, нет, — Маренн решительно прервала ее, — ничего не надо. Берегите себя. Ради памяти моего сына.

— Тогда возьмите карту!

Маренн снова повернулась к Фелькерзаму — тот согласно кивнул головой.

— Спасибо. Возвращайтесь к своим, Натали, — говорила Маренн взволнованной девушке, — но не сразу. Погуляйте еще здесь, пока мы не уйдем подальше… Где находится Ваша часть?

— Часть далеко, — ответила Наталья. — А сюда меня привезли, чтобы переводить во время допроса. Господи, я сейчас себе представляю, что они допрашивали бы Вас…

— Не надо, — успокоила ее Маренн. — Мы постараемся, чтобы этого не случилось. К хутору Вам идти туда, — она указала рукой направление, — я ночью здесь все хорошо изучила, — улыбнулась все так же грустно. — Но сначала успокойтесь, ни в коем случае не подавайте виду…

— Маренн, идем, — торопил ее Ральф.

— Сейчас. И последнее, что я Вам скажу, Натали, — зеленоватые глаза фрау серьезно взглянули на девушку. — В худшем случае, если с Вами случится беда. Я имею в виду не смерть, конечно, не приведи Господь, а плен, — не бойтесь. Любыми путями добивайтесь, чтобы о Вас доложили в Берлине. Говорите, что работали на нас, придумайте что угодно, но настаивайте, чтобы о вас доложили генералу Шелленбергу, или Мюллеру хотя бы. Назовите им мое имя — Ким Сэтерлэнд. В Германии меня знают под этим именем, только очень близкие люди называют меня Маренн. Запомните, Натали. Я помогу Вам. Это пока единственное, что я могу обещать. К сожалению, в России я не могу помочь. Запомните, — повторила она. — И будьте осторожны, берегите себя. Надеюсь, мы увидимся когда-нибудь… В мирное время…

— Фрау…

Две женщины, обе темноволосые и светлоглазые, одна постарше, другая совсем юная, одна — в черной эсэсовской форме с погоном оберштурмбаннфюрера на правом плече, другая — в походной гимнастерке Советской армии защитного цвета с погонами старшего лейтенанта крепко обнялись. В этот момент им обоим показалось, что никакой войны вовсе не было и нет. Их вместе объединила любовь. Любовь к человеку, который одной из них приходился сыном, а другой — возлюбленным. Казалось, он незримо присутствовал сейчас на усыпанной крупными черными ягодами лесной поляне, среди вековых елей и сосен, и в тишине они обе слышали его голос — он звучал в памяти…