Валерий Поволяев - Тихая застава

На верхушке пупыря грохнул гулкий, болью отозвавшийся в барабанных перепонках выстрел, пелена снега взвихрилась, сдвинулась в сторону, снег смешался со снегом, уплотнился, образовал дыру, в которую проглянули недалекие горы, и около пулеметного гнезда десантников взметнулся фонтан красного пламени. Панков не удержался, вскрикнул от досады, навскидку ударил из автомата по макушке пупыря. Макушка была чиста.

Он проворонил гранатометчика. Тот, лежа, выследил цель, потом приподнялся, выстрелил и, опасаясь Панкова, тут же, быстрый как молния, снова лег за камни. Выстрел был метким: пулеметчиков если не посекло, то оглушило точно. Но, скорее всего, посекло. С одного из десантников сорвало мокрую, с жесткими замерзшими краями панаму, и она, словно каска, катилась сейчас от пулеметного гнезда к Панкову.

Панков снова дал короткую, из четырех очень отчетливо прозвучавших выстрелов, очередь, автомат затих у него в руках – кончились патроны в рожке, патроны всегда кончаются в неподходящий момент, подходящих моментов в таких случаях вообще не бывает никогда, вытащил из лифчика запасной рожок, невольно отметил, что набитых патронами рожков осталось совсем немного – три, остальные он уже расстрелял, – поспешно вставил в автомат. Пустой рожок засунул в освободившуюся ячейку лифчика: лифчик выполнял и роль бронежилета: хоть и слабенькая, но все-таки защита.

Чара приподнялась, стряхнула с себя снег.

– Давай-ка, Чара, к десантникам, – попросил ее Панков, ткнул пальцем в развороченное пулеметное гнездо. Панама десантника с оборванным ремешком докатилась до его скрадка, ткнулась в камень и улеглась смятым вороньим гнездом на земле.

Чара почти бестелесно, словно тень, выпрыгнула из схоронки и в несколько секунд достигла гнезда пулеметчиков. Со стороны душманов не раздалось ни одного выстрела – они не заметили собаку.

– Чара! – коротко выкрикнул Панков, требуя, чтобы Чара отозвалась.

В ответ раздался горестный взвыв. Панков почувствовал, что внутрь ему поспешно забирается холод – Чара может так выть только по мертвецам.

Он подтянул к себе ноги, глянул на вершину пупыря – нет ли там стрелка, потом перевел взгляд на камни, прикрывающие поворот от пропасти, – там засели два или три человека, душки эти молчали, выжидая чего-то, – и Панков, разом решившись, резко выпрыгнул из своей схоронки, понесся к десантникам.

Тут же услышал, как басовито заработал пулемет Дурова – сержант прикрывал его. Кто-то из этих дурачков-душманов решил отличиться, подсечь капитана, и Дуров поспешил отправить его на тот свет.

Панков чувствовал, как удары каблуков медным звоном отдаются у него в ушах, бьют по сердцу, по ключицам, увидел всплеск огня – это перед ним в камень впилось несколько пуль, свинец высек сноп электрических брызг. Панков сделал длинный козлиный прыжок в сторону, подивился сам себе – в памирского зверя, можно сказать, превратился, перемахнул через пористый, посеченный осколками, похожий на сундук камень, поскользнулся – под подошву попал обледенелый голыш, – и неловко распластался на земле. Поспешно перекатился под прикрытие «сундука», прижался к нему.

Услышал недалекий горестный взвыв Чары. Успокаивая ее, выкрикнул, давясь воздухом, чем-то еще:

– Я сейчас!

Собрал слюну во рту, сплюнул. Стреляли по нему из-за камней, что на повороте; Дуров с Трассером не растерялись, ответили. Макушка каменного пупыря отсюда была еле видна – так, не макушка, а некая тень в шевелящемся белом тяжелом пространстве. И всюду снег, снег, снег.

Он приподнялся над камнем, оттолкнулся от него что было мочи, словно от упора – барьера в беге на короткую дистанцию, и понесся к пулеметному гнезду, к Чаре, к собственной боли.

То, что он увидел, заставило его закусить губу: оба десантника лежали навзничь на камнях в позах, которые никогда не назовешь живыми, – с криво, на изломе подогнутыми ногами, руки у одного из убитых были словно заломлены за спину, и он так и лег на них, второй скрестил руки на груди, будто перед погребением в могилу.

У первого во лбу, над правой бровью, краснела крохотная дырка, похожая на пятнышко, которыми индийские красавицы украшают себе лики, лицо у второго было чистым, спокойным, каким-то умиротворенным, крови нигде не было видно.

Гранатометчик оказался метким стрелком: одного заряда хватило, чтобы уложить двух здоровых парней и искорежить пулемет. Это много, это значит, что гранатомет наводил не человек, а сам Аллах. Это что же, выходит, что Аллах против их присутствия здесь? Да «вовчики» с «юрчиками» без посторонних людей, без присутствия русских солдат здесь так лихо разберутся друг с другом, что в Таджикистане ни одного живого человека не останется!