Валерий Поволяев - Тихая застава

На этот раз Панков пошел в кишлак с рядовым Кирьяновым – смешливым, конопатым, как дикое птичье яйцо, питерцем, все лицо у Кирьянова было крапчатым, брови и ресницы – медные, в светлину, а голова – рыжая, как огонь, прикуривать можно. Ребята прозвали Кирьянова за огненную голову Трассером. Трассер был не только смешлив, но и болтлив, с ним было весело идти.

Пока шли в кишлак, Кирьянов все приставал к Панкову:

– Товарищ капитан, скажите: маленький, серенький, на слона похож… Кто это?

– Поросенок.

– Неверно. У поросенка нет хобота.

– Тьфу. А я думал, это что-нибудь из загадок девятого круга ассоциации, а у тебя, как оказывается, что-то совершенно реальное. Пиявка.

– Неверно.

– Камень с берега реки Пяндж, с дыркой, похожий на слона. С хоботом и хвостом.

– Неверно, – безжалостно произнес Трассер.

– Тогда кто же?

– Слоненок. А почему, товарищ капитан, штатские ходят в ботинках, а военные в сапогах?

– Не знаю. Так принято, Кирьянов.

– Неверно. Штатские в ботинках, а военные в сапогах ходят по земле.

Так в шутках, в прибаутках, в перескоках с камня на камень и дошли до кишлака. По дороге Панков засекал все, что видел, всякую мелочь: вот яркий оборванный проводок попался по пути – валялся на обочине в тридцати шагах от того места, где пограничники ставили сигнальную мину, – откуда он? Неужели ночью к заставе кто-то шел и останавливался на этой черте? К чему, как, к какой конструкции был прилажен этот заморский – явно не отечественного производства, – проводок? К какому такому фугасу?

А вон стреляная гильза валяется, потускневшая, с позеленевшими боками, от пистолета Макарова. Откуда здесь гильза?

На разъездной площадке, где могли разъехаться два «уазика» – на такой узкой дороге обязательно должны быть разъездные площадки, иначе машинам не разойтись, – сырое, похожее на масляное, пятно. Что за пятно?

Так что разной мелкоты, вопросов этих незначительных, по дороге возникало много. К сожалению, их было больше, чем ответов.

Едва войдя в кишлак, пограничники столкнулись со светловолосой, сероглазой, очень красивой девушкой, неважно, как и все здешние жители, одетой – в свободно-бесформенный полосатый халат и старую душегрейку. Девушка, увидев мужчин, привычно подняла край платка, закрывая себе лицо. Так было принято в кишлаке, и она подчинялась здешним законам.

«Мам-ма мия! – внутренне охнул Панков. – До чего же хороша, зар-раза! И откуда взялось это диво природы в этих мрачных горах, среди черных, как смоль, людей? Ну будто речка Каменка!» – у Панкова в детстве имелась памятная речка Каменка, он дважды отдыхал на ней пацаном, в пионерском лагере – хотя и считалась речка Каменкой, а в ней ни одного камня, ни одного голыша не было – сплошной золотистый песок. И сама она была светлая-светлая. «Мам-ма мия!» – еще раз внутренне охнул Панков.

– Юлия! – обрадовался, увидев девушку, Трассер. – Товарищ капитан, вы с Юлией разве не знакомы?

– Нет, как-то не довелось, – смущенно пробормотал капитан.

Юлия была диковата, воспитана, похоже, в местных традициях, по которым женщина не считалась человеком – лишь довеском, не самым достойным, хотя и необходимым приложением к бритоголовому и редкобородому, обутому в пропахшие потом галоши мужчине – какому-нибудь Юсуфу, Мурзе или Хабибулло. Она отстранилась от Трассера, который бесцеремонно раскинул обе руки в стороны, словно бы желая поймать девушку, косо глянула на капитана и произнесла тихим ровным голосом:

– Здравствуйте!

Панков, будто бы вспомнив свое прошлое, военное училище со строевой муштрой, ловко щелкнул сбитыми растрескавшимися каблуками своих десантных ботинок и стремительно поднес пальцы к старой выцветшей панаме:

– Капитан Панков Николай Николаевич! – представился он. Добавил: – Здравия желаю! – Почувствовал, как у него защемило, сжало сердце: что же делает здесь эта девушка со славянской внешностью? Славянам же здесь жить просто противопоказано. Даже служить и то непросто, не то чтобы жить, но ни у него, ни у Трассера выбора нет – они при погонах, но у Юлии-то выбор должен быть! Или нет?

Юлия еще раз взглянула на капитана – Панков отметил, что глаза у нее серые, тяжелые, спокойные, по ним трудно прочитать, о чем думает человек, – пошла по тропинке к крайнему дувалу.

– Красивая, правда? – тихо, чтобы не слышала Юлия, сказал Трассер. – У нас ребята пробовали к ней подкатиться, даже домой, в Россию, хотели увезти – она ни в какую.