И на дороге, и здесь, на аэродроме, стрельба утихла почти одновременно. А к утру партизаны были уже далеко от этих мест. Показания пятерых уцелевших «курсантов» по радио были переданы в особый отдел фронта.
В среду, как всегда, прибыл на склад фельдфебель-абверовец. Отвешивая ему мерзлую картошку, Харитон Карпович в уме прикидывал «недостачу». Получалось совсем неплохо. Двадцать три порции сэкономили партизаны для герра Шульца, в том числе два офицерских пайка…
Однако все эти частные успехи не решали основной задачи, поставленной перед Плаксюком: абверкоманда и её школа, вернее внутренняя кухня этих органов, были пока вне поля его зрения. Нужно было во что бы то ни стало проникнуть туда. Но первая попытка не принесла желаемого результата.
На связи с местным подпольем у Плаксюка работал пятнадцатилетний Володя Кравчук. Чем больше Харитон Карпович присматривался к нему, тем больше хлопец ему нравился – деловитая немногословность, острый глаз и цепкая память делали Володю незаменимым помощником заготовителя. О нем-то в первую очередь и подумал Харитон Карпович, когда подбирал в уме возможного кандидата для проникновения в школу абвера.
Для такого дела решено было пожертвовать одной из партизанских квартир, старыми батареями к рации и тремя-четырьмя килограммами тола.
Получив подробнейшие инструкции от Плаксюка, в одно зимнее утро Володя явился в гестапо и заявил дежурному, что выследил партизанскую явку. Он-де ещё и раньше замечал, что в дом номер пять по Косогорному переулку заходят люди из леса, а сегодня утром по дороге на базар он заметил выходящего из ворот бывшего работника горкома партии Панченко, который нес какой-то сверток, судя по всему, очень тяжелый. Панченко тоже шел в сторону базара, но там исчез, как сквозь землю провалился.
Гестаповцы внимательно выслушали Кравчука, записали его показания и, несмотря на шумные протесты парня, отправили его в камеру.
Два дня о судьбе Володи ничего не было известно, но Плаксюк обратил внимание, что за домом в Косогорном переулке гитлеровцы установили наблюдение, которое, естественно, ничего им не дало: хозяева ушли к партизанам, за день до того, как Володя явился в гестапо с «доносом». На третий день гестаповцы «штурмом» взяли пустой дом и под полом без труда обнаружили замаскированные тайники. К вечеру Володя был уже дома.
Разрабатывая эту комбинацию, старый буденовец, видимо, несколько перегнул палку. Гестаповцы щедро отблагодарили услугу своего добровольного помощника, однако передавать его в распоряжение абвера явно не спешили. Очевидно, гестаповский офицер, который за эти дни несколько раз беседовал с Кравчуком, точно подметил в пареньке те же качества, что и Харитон Карпович. Но как бы там ни было, Володе Кравчуку в категорической форме было предложено стать тайным осведомителем гестапо, и для начала выполнения этой роли ему поручили войти в доверие к Ефиму Ясько – парикмахеру немецкой гарнизонной бани.
Выполнять подобного рода задание было неоправданным риском. Ясько действительно был связан с партизанским подпольем, и малейший неосторожный разговор о нем в гестапо мог стоить ему жизни, да и поставить под удар других патриотов. В свою очередь, исчезновение парикмахера теперь вызвало бы у гестаповцев вполне обоснованные подозрения в отношении Володи Кравчука. И Харитону Карповичу ничего другою не оставалось, как настоять на уходе в отряд их обоих в ту же ночь.
Спустя неделю Плаксюк получил строжайший приказ: никаких активных действий в отношении трикотажной фабрики больше не предпринимать. Эти указания он понял так: сотрудники Дубровина проводят мероприятия по школе помимо него. И он был прав.
* * *
Лейтенант Рахов перешел линию фронта в двадцатых числах декабря 1941 г. и был направлен на фронтовой сборный пункт в село Пески. В течение нескольких дней он прошел здесь проверку и уже готовился к отъезду в часть, но тут заинтересовались им работники из подразделения Дубровина.
…Николай Рахов родился в 1917 г. в Николаеве в семье плотника судостроительного завода. В раннем возрасте он потерял родителей и воспитывался затем в детском доме. В 1940 г., сразу после окончания военного училища, женился на учительнице из Мариуполя и вместе с ней выехал к месту службы под Брест, в стрелковую дивизию, где получил назначение на должность командира взвода. Здесь и застала его война. Жена успела эвакуироваться в Мариуполь, а он 3 июля был тяжело ранен и оказался в Бобруйском лагере для военнопленных. Условия были исключительно тяжелые: допросы, пытки, расстрелы, мор голодом. Фашисты ставили военнопленных перед выбором: или умереть, или идти на службу к врагу. Но предателей можно было сосчитать по пальцам.
Читать дальше