Ирина Тананайко - На фига мне эти баксы!!

Выяснив, в какую беду попала его первая Любов, Николай с радостью согласился помочь, ни минуты не колеблясь. Шулейко в настоящее время являлся бригадиром рыболовецкой бригады и на лов рыбы ходил по Осколу во все стороны, так как кумовья служили с обеих сторон кордона и никто рыболовецкие катера не проверял, если заранее предупреждали по телефону. Вот и сейчас, набрав номер кума, Микола объяснил, что ночью будет работать. Кум, привычный к таким звонкам, только хмыкнул и сказал, что свата, на той стороне служащего, предупредит сам, а с Миколая, как всегда, — магарыч и уха, тройная, по спецзаказу.

Переправа прошла без осложнений: в полтретьего ночи высадил их на той стороне и посоветовал идти вдоль дороги, не высовываясь до самого перекрестка, а затем по указателю идти на Уразово, а Миколай прижал к себе Линку на минутку, перекрестил на прощанье и пустил на — встречу судьбе. Вроде и была Линка обыкновенная на вид тетка: рядовая врач акушер-гинеколог, примерная мать и любящая супруга, да только был и у нее свой «скелет в шкафу». Так как была она по месту своего рождения азиаткой, пришлось ей в молодости очень близко столкнуться с Афганом.

Было это в начале восьмидесятых, когда народ жил при коммунизме, да только не догадывался об этом. Когда в профсоюзном комитете, на деле защищающем права трудящихся граждан, устраивались словесные баталии за очередь на машину. А в кассах Аэрофлота наблюдались кулачные бои среди желающих улететь самолетом. Это было время, когда плакаты с бровастым человеком с гипертрофированной грудью, напоминающей справочник «Награды мира», пестрели по всей громадной территории, шестой части света. Это было время, когда после ежемесячной твердой заработной платы народ уходил в запой на пару дней, а на кухнях после ужина «травили» политические анекдоты про вождя. Анекдоты, в общем-то беззлобные, так как старичок не мешал бездумно существующим в социалистическом лагере жить так, как они хотят. Не согласные с лагерными распорядками отъезжали за «железный занавес», все страдали там болезнью богатых людей, не знающих забот повседневных, вроде как достать продукты. Люди не знали, как жить в таком славном демократическом обществе, ну, не научили их. А посему начинали болеть. «Ностальгия» — болезнь называется. Да, доллар тогда стоил шестьдесят шесть копеек. Средняя зарплата населения была сто — сто двадцать рублей, мясо стоило один рубль девяносто копеек, правда, найти его была проблема. Каждую осень на газетную и журнальную подписку семья выделяла из своего бюджета не менее пятидесяти рублей. Мы были самой читающей страной в мире.

И хотя статистические данные сегодня заверяют нас, что в целом криминальная обстановка по странам СНГ улучшилась по сравнению со всеми годами Советской власти, мы ходили по освещенным улицам в любое время суток без газовых баллончиков и пистолетов. Мы просто о них не догадывались.

И вот в это прекрасное время собрались в Кремле трое персональных пенсионеров с пожизненным диагнозом «синильный психоз» и решили, что в стране развелось много «пушечного мяса». Опять же таки народ мог засомневаться в правильной политике партии без явного врага, а посему необходимо было близлежащую феодальную республику приобщить к социалистическим реалиям — значит, будем оказывать ей ненужную братскую помощь.

Решили, сразу же решение записали, а приказ в Министерство обороны отправили. Огромная машина военного бюракратизма запустила свои винтики: по всей стране военкоматы начали мобилизацию юного поколения, желающего оказать интернациональную помощь дружественной нам стране. Через двадцать четыре часа дивизия Кузьмина навела понтонную переправу первой вошла в Афганистан и прямиком направилась в Кабул. Оставшиеся в приграничном городе люди долго ничего не могли понять, когда по улицам, громыхая, поползли танки, гудели камазы с боеприпасами. А в одном из двориков старая бабка, пережившая на своем веку две эвакуации: Луганск — Сталинград и Сталинград — Термез, допытывалась у двух бравых лейтенантов:

— Паковать мне вещи, родные мои, или как?

На что офицеры, вернув взятый в долг стакан у старухи, возразили:

— Пока мы, бабушка, там, можете спать спокойно.

«Блажен, кто верует» — им, первым, было проще: за спиной — славное прошлое, впереди — счастливое будущее.

Нет, первых наших, встречали как освободителей, даже прозвище они получили «шурави» с переводом «друзья», а если обращаться к классике: «кричали женщины ура, и в воздух чепчики бросали…». Но время шло, и, обращаясь опять к классике»… когда в город входит армия, женщины теряют честь.» Кроме того, как ни старались отцы — замполиты, «боевые единицы» все чаще и чаще оказываться в пьяном состоянии, чем в трезвом. Пьяному человеку все равно, отец родной или почтенный аксакал, когда «трубы горят», а залить нечем. «Не дашь бутылку, так мы тебе в рыло, опять не даешь, так мы тебя автоматной очередью.»