Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945

Когда я возвратился в барак, товарищи кинулись ко мне с вопросом, за что и сильно ли избил меня фельдфебель. Но по моему виду поняли, что этого не произошло.

Утром, кажется 29 ноября, фельдфебель выбрал и вывел из строя 9 человек. Среди них оказалось: двое бузотеров в столовой, больной экземой на руках Кондратенко, возвратившийся на днях из госпиталя в Шморкау Плехов, трое с кличками – Комиссар, Француз и Поп и еще двое пленных. Я ожидал, что фельдфебель скажет, почему оставляет этих людей, но этого не случилось. Удивился, что фельдфебель не назвал десятого человека.

В обед мы узнали от работников кухни совершенно неожиданную новость. Оказалось, фельдфебель вызвал к себе повара Мишу Федерякина и отправил его с вещами в сопровождении неизвестного конвоира в какой-то другой лагерь. Таким образом, Миша оказался десятым высылаемым из лагеря пленным. Лишь через несколько дней я осмелился спросить фельдфебеля о причине высылки Миши. Он ответил, что русским нельзя охмурять немецких женщин, а Михаэль этим принципом пренебрег, поэтому удаление его от паршивой бабенки было для него единственным спасением. Судьба Миши все же оказалась печальной – из плена он не вернулся.

Новым шеф-поваром вместо Миши Федерякина фельдфебель назначил работавшего там же Алекса (или Толстяка) – Алексея Никоновича Огиенко, а его помощником – работавшего вместе с ним Ивана Сорокина. На освободившуюся должность рядового кухонного работника пошел по моей рекомендации Вятский – Иван Соколов. Иван был худощав, подвижен и силен физически – иногда один распиливал на чурки двуручной пилой стволы деревьев и раскалывал топором чурки с множеством крепких сучьев.

В тот день, когда число пленных в нашем коллективе уменьшилось на десять, мне удалось поговорить со старшим рабочей команды голландцев, которые возвратились из Цшорнау, где готовили для нас жилье. Он сообщил, что местность там очень хорошая, рядом лес, через деревню протекает речка, жители – простые и открытые, сочувствуют пленным.

В декабре основным видом работы для нас оставалась все та же разгрузка и погрузка бараков на станции. Так как стало холодно и сыро, пленные стали шить себе шапки-ушанки, находя где-то лоскуты шерсти, вату, кусочки кожи. Особенно отличались южане Александр Ващенков и Семен Никифорович Ярошенко (по прозвищу Косой), проживавший до войны в Азове. Они оба были замечательные мастера и пошили несколько шапок товарищам, разумеется не бесплатно.

Вечером в День Сталинской конституции – в воскресенье 5 декабря – члены моего «колхоза» после мытья в душе и ужина собрались отметить эту праздничную дату примерно так же, как праздник 7-е Ноября. Только было уселись за стол, как заявился Вилли Нииндорф и позвал меня с собой к фельдфебелю, попросив одеться как можно «параднее». Надеть шинель Вилли не разрешил, из-за чего Андрей Маркин предположил, что фельдфебель хочет избить меня перед своим начальством. Но Вилли засмеялся и отрицательно помахал ладонью.

В комнате фельдфебеля вместе с хозяином сидел военный летчик – лейтенант чуть старше меня. Я остановился у двери, поприветствовал его и фельдфебеля по-военному и доложил, что «я, переводчик Юрий, нахожусь в вашем распоряжении». Офицер встал, тоже козырнул мне в ответ и представился Руди Эрихом. Оказалось, этому офицеру известно, что я бывший студент солидного московского вуза. Поэтому он и несколько его близких единомышленников хотели бы строго конфиденциально пригласить меня к себе и побеседовать относительно сложившейся ситуации, а также узнать, какова на самом деле жизнь в Советском Союзе. Сказанное лейтенантом сильно удивило меня, но приглашение его я принял. Лейтенант увел меня с собой, дав слово фельдфебелю, что к 20 часам я буду возвращен в лагерь.

Он привел меня в комнату, где сидели пять военных авиаторов – два офицера и три фельдфебеля, которых я сразу поприветствовал по-военному. Хозяин, в свою очередь, представил мне своих гостей, угостил дорогой сигаретой, дал ее прикурить от зажигалки и усадил рядом с собой. Передо мной поставили бутылку лимонада, а я при этом сказал себе: «Поставили бы лучше что-либо поесть».

Началась беседа, касавшаяся сначала обычных биографических данных. Затем задали вопрос, кто, по моему мнению, выиграет войну. Я ответил, что, безусловно, Советский Союз и союзники. Наступило тягостное молчание, после чего один из присутствовавших заявил: «Нет, выиграет только Америка». Я хотел сказать, что это в конечном итоге вполне возможно, но посчитал, что такой ответ покажется им непатриотичным.