Рено тихонько присвистнул.
— Рики, я много за кого держал вас, — сказал он. — За шулера. За лжеца. За вора. Даже за убийцу. Но до этой минуты я бы и не подумал, что вы предатель. Поздравляю вас.
Он не так уж и удивился. Его давно занимало, насколько глубоко преображение, которое случилось с Риком в Касабланке. Может, это лишь способ избавиться от Ласло и безраздельно завладеть Ильзой? Рено подозревал, что так оно и было, сколь ни гадко такое предполагать. Мисс Лунд — убедительный мотив для любых гадких поступков.
— Бросьте, Луи, — отрезал Рик. — Вы знаете, к чему я веду; черт вас дери, да вы первый об этом заговорили. — Он свирепо чиркнул спичкой. — С самого начала во всей этой пьеске был какой-то душок. Так не воняла даже форель, которая провалялась у Сэма неделю, когда он забыл ее выпотрошить, разучивая новую песню. — Рик так жадно всасывал дым, что Рено испугался, как бы тот не опалил себе легкие. — Вы были правы, Луи. Как Ласло удалось так легко бежать из Маутхаузена? Почему британцы снарядили его и всю эту разношерстную команду бомбой — наихудшим оружием убийства?
— Ну и почему?
— Тут может быть только один ответ, и чехи в конце концов до него додумались. Британцам вообще не нужен Гейдрих. Им нужна война — война вообще. Им плевать, что будет с чехами. Они вытащили Ласло из Маутхаузена, потому что он был им нужен. Потому что они рассчитали, что, взорвав к чертям Гейдриха и скрывшись, они спровоцируют немцев на что-то по-настоящему ужасное, и тогда весь мир встанет на сторону Англии. Черт возьми, Луи, они спокойно будут смотреть, как сотни, а может, и тысячи ни в чем не повинных людей умрут только потому, что их смерть кому-то понадобилась, дабы освежить у остального мира представление о зверствах нацистов и не дать ему отвлечься от насущного дела. Чехов кинули на жертвенный алтарь, друг мой, — и нас тоже!
Рик выдохся и смолк.
— И что теперь будем делать мы? — спросил Рено.
— Мы через это пройдем, — ответил Рик. — Я уже сообщил Ласло, что мы ударим послезавтра. Мы придем на мост, вооруженные до зубов. Наша бомба и наши стволы будут на взводе — может, придется защищаться, когда Гейдриховы молодчики явятся ловить заговорщиков.
— В том-то и дело, — заметил Рено. — Они положат нас на месте.
— Не положат, — сказал Рик. — Во-первых, они не будут знать, кого искать. Во-вторых, мы их будем ждать, и, значит, как только увидим, свернем операцию и останемся героями. Перебазируемся в церковь Святого Карла Борромео, дадим шифровку Майлзу, запросим эвакуацию и останемся в живых, чтобы продолжить бой завтра. Вернувшись в Лондон, вы составите свой отчет для Сопротивления — не морочьте мне голову, я соображаю, по какому вы тут делу, — и сообщите, что британцы — свиньи и предатели, за кого их и держат французы. Что до меня, то мы с Сэмом откроем новый ночной клуб. Лондону не помешала бы приличная ночная жизнь.
Рено улыбнулся. Маленький симпатяга капитан из Касабланки прогнал прочь угрюмую образину мсье Буше.
— Рики, вы превзошли себя, — сказал он, растаяв. Он уже смеялся над своей меланхолией. — Что меня в вас, кроме прочего, всегда восхищало, так это ваша дальновидность. Вы обо всем подумали.
— Кроме одного, — сказал Рик.
— Ильзы Лунд.
— Именно.
Нет уж, над этим Рику раздумывать не стоит, решил Рено. Есть вещи, которыми должен заняться Бог.
— Один вопрос: сообщим ли мы Ласло и остальной группе, что Гейдрих не собирается являться на наше маленькое рандеву?
— Очевидно, нет, — сказал Рик.
— Значит, только мы двое? Выходит, это наш маленький секрет?
Рик коротко кивнул.
— Превосходно, — хитро сказал Рено. — Не в первый раз. Но притом вы понимаете, что, вполне возможно, в этой игре ни один из нас не выиграет? Что мы оба проиграем?
— А иначе зачем бы я стал играть? — ответил Рик. — Осточертело выигрывать шулерскими костями.
— Если Ласло пронюхает, что вы знали, будто Гейдрих поедет другой дорогой, тогда ни ваша жизнь, ни, как ни жаль, моя не будет стоить…
— Фуфлыжного четвертака, — закончил Рик.
— Точно, — согласился Рено. — Что бы ни значило это слово. — Он поерзал в кресле. — Теперь позвольте мне обрисовать ряд альтернатив вашим выводам. Во-первых, тому, что Гейдрих послушается предостережения, засада пойдет насмарку, мы благополучно смоемся в Лондон и будем счастливо жить до самой смерти. Привлекательная гипотеза, но маловероятная.
— Почему?
— Потому что британцы учуют неладное в ту же минуту, как мы вернемся. Вероломный Альбион всем странам мира приписывает собственную двуличность. Нам еще повезет, если нас не пристрелят в первые двадцать четыре часа после приземления в Лондоне.
Читать дальше