Виктория Дьякова - Досье генерала Готтберга

— Теперь все может быть, — вздохнул Орлов и распахнул перед ней дверцу машины. — Садись, погрейся. Все может быть, Лизок. Столько вокруг горя, что уж ничему не удивляешься. Только ты не одна, я с тобой. Пока не убили.

— Господи, Алексей, что ты говоришь! — воскликнула Лиза, стирая рукавицей слезы с лица, и отвернулась от него. Мелкая пороша билась в стекло.

— Я бы на твоем месте, Елизавета Григорьевна, расстраиваться не торопилась, — дверца машины хлопнула, Лизу обдало холодным, морозным воздухом, Белозерцева села рядом с шофером. — Может статься, что от собственного горя у старухи все в памяти перепуталось, шутка ли сказать — две дочки и три внука погибли, да так, что и хоронить нечего — по кучке пепла только осталось. Мне капитан Сверчков доложил, что в сентябре сорок второго, когда немец на Сталинград шел, они в оцеплении у этой же самой Колочовской — Красноармейской стояли. Приказано было ни шагу назад, так они всех дезертиров, кто с фронта бежал, огоньком здесь встречали. Так вот, все, кто оружие держать мог, при отступлении с нашей армии ушли, это Сверчков точно знает. Кроме того, в Колочовской дивизионный госпиталь находился почти с неделю, так многие из здешних девчонок в добровольные помощники пошли, санитарками. С госпиталем и ушли из Колочовской дальше к Сталинграду. Так что когда немец пришел, тут разве что старики-инвалиды да старухи вроде этой Авдотьи, которая хозяйство свое бросить побоялась, несколько баб да детишки малые остались. Я к тому это говорю, — Белозерцева повернулась к притихшей Лизе, — что Наташа вполне могла в медсестры поступить или уйти с заградотрядами НКВД или с какой-нибудь частью отступающей. Ты не отчаиваяйся, — она протянула руку и прикоснулась к Лизиной щеке, — теперь Паулюса пленили, Манштейна отбросили, порядка больше будет. Может, и выяснится, где Наташа находится. Я тебе обещаю, как только вернусь в Москву, постараюсь навести справки поточнее, чем свидетельства этой старухи Красновой. А ты жди. Договорились? Веришь мне?

— Верю, Катерина Алексеевна, спасибо, — Лиза всхлипнула, но голос ее прозвучал спокойнее.

— Вот и славно, — заключила Белозерцева и, обратившись к шоферу, приказала: — На обратном пути поезжай вокруг.

— Но это опасно, Катерина Алексеевна, — запротестовал тот. — Еще снарядов неразорвавшихся, мин полно.

— Мне Сверчков доложил, что саперы уже поработали на славу, так что не бойся, — успокоила его Катерина Алексеевна. — К тому же там везде регулировщики, даже если захочешь, на непрочесанное место не пустят. Езжай по флажкам.

— Ну, как скажете, — сержант пожал плечами.

Выбивая снег колесами, машина тронулась. Сзади заурчала машина с охраной. Склонившись к окну, Лиза смотрела на тающие вдалеке обгорелые печные трубы Колочовской. Она столько времени стремилась сюда, столько раз думала и передумывала планы, как пробраться в станицу и узнать хоть какие-нибудь сведения о сестре. Сколько раз воображала себе самое невероятное — Наталья жива и она обязательно встретит ее, надо только попасть в Колочовку. Именно это казалось самым трудным. И вот — попала. А Колочовки-то и нет. И Натальи тоже нет. Жива ли она?

— Остановись, — донесся до нее голос Катерины Алексеевна.

— Где остановиться? — не понял шофер.

— Вот здесь и остановись, — приказала Белозерцева недовольно.

— Прямо на дороге, что ли?

— Прямо на дороге.

— Слушаюсь, — сержант нажал на тормоз, машина встала.

— Подождите меня минуточку, — повернувшись к Лизе, попросила Белозерцева. Распахнула дверцу, вышла из машины.

— Куда это она? — Орлов, не понимая, пожал плечами. Но Лиза, хотя и догадалась, ничего не ответила ему.

Вокруг расстилалось белое, снежное поле, кое-где виднелись красные флажки ограждений. Проваливаясь по колено в снег, Катерина Алексеевна ушла довольно далеко, ветер рвал полы ее белого полушубка, она придерживала рукой шапку на голове. Постояла недолго, всего-то несколько минут. Но когда вернулась, Лиза увидела слезы в темно-фиалковых, усталых глазах комиссара. Белозерцева села в машину, захлопнула дверцу.

— Поехали! — приказала она сержанту, но голос ее прозвучал как-то глухо, надрывно. Через несколько минут добавила, обращаясь к Лизе: — Здесь погиб мой Гриша. Я часто приезжала сюда до войны, так что в этой степи мне знакома каждая травинка. Здесь он погиб, — повторила она с грустью. — Но никто уже не помнит об этом, ничто не напоминает, только я помню, пока жива. И его самого, и станицу Колочовскую, и Александровский сад под Вологдой. — Она замолчала.