Виктория Дьякова - Досье генерала Готтберга

После обеда Катерина Алексеевна повела Лизу с собой — осмотреть пленных. Кому оказать медицинскую помощь, как накормить всех, куда поместить офицеров, где пока содержать солдат. С ней шел Хрущев, мрачный, осунувшийся — он узнал накануне, что его сын, считавшийся пропавшим без вести, погиб при обороне Сталинградского вокзала. Кроме него Катерину сопровождал довольно большой штат подчиненных.

Едва начали проверку, подскочил сухощавый энкэвэдэшник из Москвы, с инструкцией устроить показательный расстрел, в целях устрашения. Да и своих приструнить, дабы не очень-то радовались, напомнить о неусыпном оке НКВД. Он уже объявил о своей затее в штабе Шумилова, там отнеслись к ней неодобрительно: и так пролито столько крови, куда еще? К тому же расстреливать безоружных, без суда и следствия?…

— Кто этим будет заниматься? — негодовал Шумилов.

— Найдем, — язвительно успокоил его особист. — Всегда находили, и сейчас найдем.

— Солдат не дам, ни одного человека, — грозно отрезал генерал.

— А мне и не надо, — с ехидной улыбочкой парировал тот. — Среди пленных найдем, и палачи, и жертвы сыщутся.

— Нет, я доложу Рокоссовскому, это просто вакханалия какая-то! — Шумилов взялся за телефон.

— Мне надо пленных, человек с тридцать, — объявил особист Белозерцевой. — Быстренько организуйте. Желательно офицеров.

— А как фамилия, простите? — Катерина Алексеевна насмешливо взглянула на него.

— Чья? — не понял он.

— Ваша, товарищ. Вы откуда, вообще, свалились?

— Майор Суэтин, — сухо ответил энкэвэдэшник. — Прибыл по особому указанию. Имею полномочия.

— Да вы что, опупели, что ли? — не выдержал Хрущев. — Больше заняться нечем?! Какие еще, к черту, полномочия? На бойню?

— Подожди, Никита, — остановила его Белозерцева, — не похоже, что товарищ Суэтин все сам придумал. Надо доложить командующему и уточнить в Москве.

— Но мне приказано, — попробовал возмутиться Суэтин, — мне приказано, не теряя времени…

— Придется потерять, — оборвала его Белозерцева. — Командующий фронтом разберется, а пока отдыхайте, товарищ Суэтин. Я уверена, что здесь вашим способностям найдется лучшее применение.

Вскоре выяснилось, что Суэтин действительно получил вполне определенные указания, и они исходили с самого верха.

— Да, крепкий орешек, — сокрушался Хрущев, — нашими щипцами его не расколоть. Звони на Лубянку, Катя, — подтолкнул он Белозерцеву по-свойски, под бок. — Если ты там не договоришься, — кто договорится? Лаврентий-то тебя послушает? — он как-то двусмысленно усмехнулся.

— Оставь эти пошлости, Никита, — поморщилась Катерина Алексеевна. — У Лаврентия и помоложе меня найдутся, за кем увиваться. Целый Большой театр под боком. Да еще консерватория.

— А я вовсе не то имел в виду, — запротестовал Хрущев. — Я говорю о твоих прошлых заслугах. НКВД должно о них помнить. Насколько я знаю, лично «хозяин»…

— Вот именно, — Белозерцева оборвала его жестом, — «хозяин» только и может воздействовать на них. А мои заслуги, Никита, все равно что салфетка в ресторане, вытерлись да выбросили — и весь сказ. Я еду к Рокоссовскому, — она встала. — У него прямая связь…

Ожидание было долгим и тяжелым. Допросы отменили. Как допрашивать, если вот-вот чуть не весь немецкий генералитет поставят к стенке? Шумилов напряженно мерил шагами пространство кабинета. Наконец ближе к вечеру из штаба фронта сообщили — расстрел отменяется.

Узнав об этом, Хрущев не выдержал:

— Как тебе это удалось, Катя? — кинулся он к Белозерцевой, едва она появилась. — Неужели все-таки через Лаврентия? Или… — он как-то нелепо, желая, чтобы никто не заметил, указал пальцем, — хотел вверх, а получилось — в окно. Но Катерина Алексеевна хорошо поняла его.

— Вот именно, «или», — усмехнулась она. — Что и каким образом — тебе, Никита, знать незачем. Ты должен знать ровно столько, сколько положено. И ничего больше. А Лаврентий, — она безнадежно махнула рукой, — это хитрый лис, умеет подладиться, словно ничего подобного и не приказывал.

Белозерцева вышла на крыльцо. Присев на ступени, закурила папиросу.

— Катерина Алексеевна, вы простудитесь, холодает уже, — заметила Лиза озабоченно. Выйдя следом, она набросила Белозерцевой на плечи полушубок.

— Ничего, я крепкая, — ответила та как-то сдавленно, обернувшись. Лиза с удивлением увидела, что в глазах у нее стояли слезы.

— У вас будут неприятности в Москве? — высказала она предположение.

— Чепуха, — Белозерцева пожала плечами и сбросила с папиросы пепел на снег. — Просто такое ощущение, что искупалась в дерьме. Но иначе никак нельзя. Особенно с такими, как Суэтин. Сами скоты, — проговорила она со столь неожиданной прямотой, что Лиза вздрогнула. — Они только по-скотски и понимают. Спасибо тебе, девочка, — она с благодарностью сжала руку Лизы. — Иди, отдыхай. Завтра будешь переводить Рокоссовскому, — подернутые красноватой сеточкой от усталости фиалковые глаза Белозерцевой взглянули прямо Лизе в лицо, — и словно снова зашелестели над головой старинные вязы у пруда под Лугой, послышался щебет птиц в листве, готовившихся ко сну.