Виктория Дьякова - Досье генерала Готтберга

— Оставьте меня! — крикнула она по-немецки. Зачем скрывать, что она понимает их, все равно конец. — Если хотите убить убейте! Только поскорее!

— Ишь, она и по-немецки говорит! Убейте, чего захотела! А как же ласка? Ты что не ласковая такая?

— Это что за скотство? — из темноты послышался звучный строгий голос, который заставил Лизу онеметь. Она остановилась и застыла, сжав руки на груди. Она не могла поверить, неужели?

— Я спрашиваю, что здесь происходит? — штурмбанфюрер СС Руди Крестен подошел к костру. Все эсэсовцы вскочили, вытянувшись. — Что за балаган? Откуда вы взяли эту особу? Я приказал, никаких пленных. Всех убить на месте, не тащить сюда.

— Но это не пленный, это пленная, — повторил Крестену эсэсовец то, что еще в деревне сказал его командир, обер-штурмфюрер СС.

— И что? — сурово одернул его Крестен, — вы считаете, что это повод нарушить приказ? Где Кранц? — потребовал он.

— Слушаю, господин штурмбанфюрер, — подчиненный подскочил к костру.

— Это ты привел? — спросил у него Крестен, — Расстрелять. И никаких разговоров. Немедленно. И желательно не здесь, отведите в лес, подальше. Без шума.

— Но Руди, — попытался возразить обер-штурмфюрер, — люди устали после стольких передряг. Им необходима разрядка. Иначе они перекусают друг друга.

— Вы дождетесь, когда утомленные своей забавой, будете спать, русские «перекусают» нас. Как ты представляешь, Пауль, себе это развлечение? Мало того, что от дисциплины не останется следа, не дай бог, она еще орать станет. А в лесу далеко слышно. Ты уверен, что чекистов, которым мы сегодня облегчили встречу с предками, не хватятся в скором времени, возможно, уже хватились.

— Руди, она понимает, — Кранц кивнул на Лизу, — по-нашему.

— Вот как? — Крестен повернулся к Лизе и… осекся. Она видела, он сразу узнал ее. Однако быстро взял себя в руки: — Вот так встреча, фрейлян, — заметил он с сарказмом, — последний раз, если мне не изменяет память, мы виделись с вами под Сталинградом. Верно?

— Верно, — подтвердила Лиза, смело глядя ему в лицо. — Память вам не изменяет. Если вы хотите меня расстрелять, то делайте это быстрее.

— Нет, я пожалуй, подожду, — Крестен усмехнулся. — Пауль, отведи-ка эту даму из абверкоманды господина Замера ко мне в землянку, — приказал он помощнику, у которого от неожиданности вытянулось лицо. — Я понимаю, нам есть о чем побеседовать с фрейлян. Все остальным — разойтись.

— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер, — ответил тот и сделал знак солдату: — Исполняйте.

— Иди, иди! — Лизе завернули руку за спину и, больно толкнув, повели в темноту. — Спускайся вниз!

Под ногами Лизы заскрипела земля на обитых досками ступенях, ведущих вниз. Отдернув полог, ее втолкнули внутрь и бросили на деревянный лежак, покрытый сеном и сухими, прошлогодними листьями.

— Садись и жди, — приказал солдат и вышел. Лиза слышала, как он бряцнул автоматом, заняв пост снаружи.

Она села на лежак, листья зашуршали под ней, крошась. Натянула на колени разорванную юбку. Обрадовалась ли она, увидев Крестена, понадеялась ли, что теперь ее точно оставят в живых? От Руди она ждала снисхождения ничуть не больше, чем от всех прочих. К тому же, имея печальный опыт, Лиза отдавала себе отчет, что даже если немцы ее отпустят, перед особистами, которые, конечно же, скоро нагрянут в Хайм и начнут разбирательство, ей придется долго оправдываться, давать показания, и вовсе не факт, что ей поверят. Вполне возможно, что она пожалеет, что немцы не убили ее, а отпустили. Особисты наверняка начнут заново «прокачивать», как они выражаются. С отца начнут, с деда ли, времени у них предостаточно, усердия тоже не занимать.

Суэтин, расхаживая по кабинету, не преминет высказать предположение: как же так вышло, что Брошкина и его сотрудников убили, а «товарищ Голицыну — забыли?». «Вот угораздило в конце войны снова связаться с Суэтиным и ему подобными, — сокрушалась Лиза, закрыв лицо руками. — И все из-за самонадеянности, разгильдяйства Брошкина». Впрочем, что теперь пенять Брошкину задним числом, он поплатился собственной жизнью за все ошибки. Воевал с сорок второго года, а до победы не дожил. Сама же она рано собралась на допрос к Суэтину, иронизировала над собой Лиза, желая хоть как-то приободриться. Вполне вероятно, что после беседы со штурмбанфюрером ее отведут в лес и там — все. Без Суэтина. Крестен ясно сказал своему помощнику, пленные ему не нужны, а значит — свидетели.

Так что надежда на спасение призрачна. Как скажут Наташе? Если немцы убьют Лизу, то скорее всего обратно в Хайм не понесут, спрячут в лесу, станут ли чекисты искать ее тело? Очевидно, нет. Им и без Лизы дел хватает, особенно если учесть, какой разнос устроят сверху за гибель Брошкина, его группы и за потерю исключительно важных документов. Тут самим бы головы спасти. Запишут пропавшей без вести. Воспоминания о сестре окончательно ослабили ее волю, слезы, которые она сдерживала, заструились по щекам. Лиза вытерла их рукавом. Еще не хватало, чтобы штурмбанфюрер увидел, как она плачет. Что он сделает? Прикажет застрелить сразу, отдаст на забаву своим молодчикам? Ей оставалось только гадать.