Владимир Першанин - У штрафников не бывает могил

Мы с Матвеем тоже спрыгнули вниз. Снайпер лежал бесформенной грудой, изорванный осколками нескольких гранат. МГ-42 стоял на покосившейся треноге, рядом пытался подняться тяжелораненый пулеметчик. Матвей ударил его сапогом. Один из наших бойцов сидел, привалившись к стене, зажимая ладонями живот, изо рта текла кровь.

В помещении, где размещался пульт и рубильники, бойцы прикладами дрались с тремя или четырьмя немцами. Стрелять было нельзя, могли попасть в своего. Я кинулся дальше, где тоже слышался шум. Мелкий боец по прозвищу Стрючок, по-деревенски жилистый, сумел сбить немца с ног и молотил его по каске и лицу гранатой.

— Взорвешься!

Стрючок обернулся, а немец, окровавленный, с расплющенным носом, вдруг цепко схватил его за горло. Я выстрелил в каску. Немецкая каска добротная, не чета нашей жестянке, но автоматные пули пробивали ее насквозь, вместе с головой. Стрючок, обожженный струей пламени, бившей из отверстий кожуха, вскрикнув, отпрыгнул в сторону.

— Выжгли! Глазоньки выжгли…

Да, так он и кричал: «Глазоньки!» Я быстро оглядел его и убедился, что обожжены только ухо и щека.

— Вставай, Стрючок. Ничего страшного, до свадьбы доживешь. Ну, быстрее!

Перешагнул через мертвое тело одного из бойцов, лежавшего с обломком винтовки. За поворотом стоял на сошках еще один пулемет. Трое бойцов, лихорадочно передергивая затворы, добивали сбившихся в кучку оглушенных, окровавленных немцев.

Фрицы что-то кричали. Слышал я еще плохо, но картина закрывающихся ладонями от пуль израненных немцев врезалась в память надолго. Жалость? Может, она и мелькала через много лет после войны, но тогда, в бою, этого слова никто не знал. Нас безжалостно расстреливали из пулеметов, уложив половину на площади перед заводом. Немцы сопротивлялись и здесь, а сейчас говорить о пощаде было поздно.

Рядом стрелял из своего автомата Осин. Через полминуты все было кончено. Я вспомнил про двоих пулеметчиков внизу, под туннелем, и заглянул через щель в полу. Оба лежали, успев пробежать десяток шагов. Кто-то из штрафников уже возился с пулеметом.

— Матвей, ты живой?

— Жив…

Помещение растворного узла напоминало бойню. Трупы, лужи и брызги крови на полу и на стенах. Я наступил на оторванную кисть руки и едва не упал. Меня шатало, а из правого уха текло что-то теплое. Кровь.

Мы потеряли двух бойцов убитыми, почти все остальные были ранены. Большинство — легко. Но вскоре умер получивший очередь в упор молодой парень-хохол. Мы отнесли его к двоим мертвым.

Капитан Тимарь вместе с комбатом пехотного полка поднялись ко мне. Убедились, что позиция очень выгодная. Матвей Осин стрелял из уцелевшего МГ. Вели огонь из автоматов трое-четверо бойцов, оттесняя немцев к западной части завода. Но держались фрицы крепко, цепляясь за каждое укрытие. Атаки наших штрафников и пехотинцев были пока безрезультатными. Комбат из молодых-ранних приказал поднять на площадку два станковых «максима».

— Отсюда мы им врежем!

Врезали. Пулеметчики открыли огонь, не жалея патронов. На немецких позициях началось шевеление, в нашу сторону полетели пули и снаряды зенитной 37-миллиметровки. Зенитку вскоре разбили минометами, да и мелкие ее снаряды стены не брали.

Началась немецкая атака вдоль железнодорожной линии. Тимарь приказал мне собрать уцелевших бойцов и отбить прорывающихся фрицев. На бетонном узле хозяйничал лейтенант, командир пулеметного взвода. Он втащил наверх еще один «максим», и немцев непрерывным огнем зажали в бетонные норы.

Но что-то мне подсказывало, что комбат слишком увлекся обстрелом. Не такое уж мощное это сооружение, да и торчит, как столб. С нашей стороны взять его было трудновато, мешали остатки зданий. Немцам будет легче. Три пулемета, бьющих сверху, они не оставят в покое. Прикатит самоходка с калибром 88 миллиметров и раздолбает узел.

Но моего мнения никто не спрашивал. Я собрал уцелевших из группы людей, прихватили трофейный МГ и спустились вниз. Остатки моего и второго взводов уже выбили немцев из двухэтажки и ждали нас. Обнялись с Петей Фалиным. Замполит Зенович, избегавший всяких вольностей, просто пожал руку и сказал, что я молодец.

Как быстро тают в атаке люди! Сколько нас осталось из двухсот с лишним человек во 2-м и 3-м взводах? Человек семьдесят, вряд ли больше. Многие бойцы сменили винтовки на трофейные автоматы, запаслись гранатами. Почти все хлебнули трофейного рома и настроены были воинственно. Не успели поговорить, обменяться мнениями, как посыпались мины со стороны немецких позиций.