Лео Кесслер - Форсированный марш

— Следи внимательно за моей работой, сопляк, — наставительно обратился он к штурманну, сидевшему рядом с ним. — Сейчас ты увидишь, как берется за дело настоящий специалист. Чтобы сделать ту работу, за которую я собираюсь взяться, надо обращаться с танковым орудием точно так же, как обращаются с девственницей — хотя, боюсь, ты так никогда и не узнаешь, как именно это делается. — Он хмыкнул. — Короче говоря, с ней надо обращаться мягко, нежно, аккуратно, стараясь ни в коем случае не сделать ей больно — и в то же время надо проявлять достаточно хитроумия, чтобы заставить ее в конце концов лечь на спину и раскрыть перед тобой свои жемчужные врата. Точно так же мы заставим и засевших в той башне англичан быстренько распахнуть тяжелые железобетонные двери, за которыми они укрылись, и сдаться нам. — Шарфюрер ласково погладил танковое орудие.

— Ради Бога, Шульце, — жалобным голосом отозвался снизу Матц, — я не смогу выбраться из водительского сиденья, если ты будешь продолжать разглагольствовать в том же духе, — член будет мешать. Что, черт побери, происходит? Такое впечатление, что ты разговариваешь о девчонках из борделя Рози-Рози…

Шульце повернул башню танка так, что 75-миллиметровая пушка Pz-IV нацелилась прямо на центр орудийной башни. Сделав глубокий вздох, он закричал во всю мощь своих легких:

— Ну что, томми, долог путь до Типперэри [44] Рефрен старой английской солдатской песни. — Примеч. ред. ? Так вот и валите по нему!

Первый выстрел шарфюрера Шульце лишил Кертиса зрения. Он отшатнулся от бойницы, в которую влетели осколки, и осел на пол. Его лицо представляло собой одну сплошную кровоточащую рану.

Извиняющимся тоном он произнес:

— Мне очень жаль, лэрд, но я ничего не вижу. Этот взрыв лишил меня зрения.

А когда в орудийную башню ударил второй танковый снаряд и всю ее внутренность заволокло дымом и пылью, Кертис отполз в угол и попросил не трогать его и не прикасаться к нему. Его приятель Мензис уселся по соседству с ним и принялся нараспев читать псалмы.

Между тем устрашающий обстрел башни не прекращался. Снаряд за снарядом дробил ее стены. Под звуки этой непрерывной канонады молодой флотский лейтенант постепенно сошел с ума. Сначала он просто закрыл лицо руками и принялся тихо и беспрерывно рыдать. Но по мере того как обстрел продолжался, его плач перешел в визг, а затем в душераздирающие крики.

Лэрд Аберноки и Дерта ударил его по лицу, желая привести в чувство, но визг и крики продолжались. Затем глаза лейтенанта закатились, и он принялся кусать свой собственный язык. Изо рта у него побежала кровь.

— Возьмите его и крепко держите! — скомандовал полковник Макдональд.

Пара физически наиболее крепких коммандос схватила лейтенанта. Лэрд Аберноки и Дерта выхватил свой кинжал и, разжав челюсти лейтенанта, сделал так, что кусание языка прекратилось. Правда, лейтенант принялся тут же грызть стальное лезвие. Его тело конвульсивно изогнулось. Но постепенно конвульсии лейтенанта затихли, как и его крики, которые перешли в негромкие рыдания. Теперь из глаз бедолаги непрерывно катились слезы. Макдональд обхватил лейтенанта руками и прижал к себе. И держал его в своих объятиях до тех пор, пока тот, беспрерывно рыдая, не умер на его руках.

— Эти английские ублюдки когда-нибудь сдадутся? — прокричал Матц со своего водительского места. — Моя голова уже не выдерживает — она раскалывается от непрерывных выстрелов. И ты только посмотри на эту чертову башню, Шульце, — такое впечатление, что кто-то целый год молотил ее огромной кувалдой!

Шульце кивнул. Он произвел по выстрелу в каждую из прорезей башни и затем методично всаживал снаряд за снарядом в ее стены так, что теперь от нее уже практически ничего не осталось. Тот, кто когда-либо видел орудийную башню батареи Геббельса, теперь ни за что на свете ее не узнал бы.

— Они должны быть настоящими сумасшедшими, чтобы сидеть там и выдерживать такую пытку, вместо того, чтобы выйти и сдаться, — пробормотал шарфюрер. Усталым жестом он вытер пот со лба, кожа которого была докрасна обожжена августовским солнцем, и бросил взгляд на первую роту, которая по-прежнему лежала на земле, дожидаясь, пока засевшие в орудийной башне англичане сдадутся, и не желая подниматься в бой.

— Как бы то ни было, Матц, фон Доденбург все равно не сможет поднять этих юнцов в атаку, — бросил Шульце. — Поэтому заставить англичан сдаться должны мы.