Лео Кесслер - Форсированный марш

Стало ясно, что все усилия Шульце и Матца пропали даром. Шарфюрер с грустью взглянул на своего приятеля:

— Я вижу, что у нас совсем ничего не получается, Матци. Поэтому давай-ка побыстрее выберемся отсюда, пока этот ублюдок, лицо которого уже позеленело от собственной вони, не отравит нас своим бздохом!

Они выскочили из унтер-фюрерской уборной. Выйдя на улицу, Шульце остановился и взглянул на побережье. Солнце уже вставало над горизонтом, окрашивая его в ярко-розовый оттенок. На фоне этого розового неба в воздух поднимались два огромных столба черного дыма — в том самом месте, где располагались основные здания и сооружения Бельвилля. Позади же, в подернутых легкой туманной дымкой морских просторах, можно было явственно различить серо-стальные силуэты военных кораблей. Было очевидно, что операция британских коммандос по высадке на французское побережье была в самом разгаре, а части батальона СС «Вотан» еще не успели достичь расположения батареи Геббельса.

— Послушай, Матци, — вдохновенно произнес Шульце, — ты знаешь, как великий поэт Гёте однажды высмеял тех, кто вопит о проблеме изнасилования женщин мужчинами?

— Что? — недоуменно уставился на него роттенфюрер.

— Великий поэт сказал, что женщина с задранной юбкой в любом случае должна бегать быстрее мужчины со спущенными штанами!

Глаза Матца округлились:

— Гёте действительно сказал это?

— Да нет же, дурак! — расхохотался Шульце. — Конечно, нет!

— Тогда почему же ты рассказываешь мне это? — протянул Матц.

— Потому что это высказывание — кому бы оно в действительности ни принадлежало — блестяще доказывает одну вещь.

Матц потряс своей головой:

— Ты знаешь, Шульце, иногда мне кажется, что у тебя там, — он постучал согнутым указательным пальцем по собственному виску, — не все дома. И порой это становится заметно и окружающим.

Шульце презрительно взмахнул рукой, демонстрируя, чего на самом деле стоят все слова Матца:

— Ты просто подумай, идиот: если мы возьмем под свою команду эти танки со всеми их экипажами необстрелянных юнцов, кто сможет остановить нас в этом случае?

— Мясник, — без колебаний выпалил Матц.

— Правильно! Но только где сейчас находится Мясник?

— Он сидит в своей персональной уборной и пердит.

— Так подумай сам, идиот: насколько быстро он сможет гнаться за нами со спущенными штанами? — На лице Шульце мелькнула торжествующая улыбка. — Теперь-то ты наконец понял?

Покрытое глубокими морщинами лицо Матца засветилось от оживления. Он подмигнул старому приятелю:

— Ага, врубился. Ну что ж — вперед! Хватит терять время, Шульце! Пошли, пошли, неповоротливый ты гамбургский осел!

Они торопливо пересекли двор казармы и подошли к тому месту, где в укрытиях стояли пять танков Pz-IV. Все они были плотно закутаны в специальные маскировочные сетки, чтобы их не заметили с воздуха. Всего пять — а ведь весной этого года таких танков в батальоне СС «Вотан» было тридцать. До боев в России…

Когда Шульце и Матц приблизились к танкам, они увидели, что вокруг них сгрудились их молодые необстрелянные экипажи. На лицах юнцов, напряженно прислушивавшихся к шуму разгоравшейся невдалеке от них битвы, был написан страх — и одновременно горячее желание что-то сделать, чтобы прийти на помощь своим соотечественникам, которым предстояло сразиться с огромной британской армией, уже высаживающейся на французское побережье.

— Внимание, вы, сопляки, — я сейчас буду разговаривать с вами! — зычно прокричал Шульце, обращаясь к юным танкистам. Его голос перекрыл грохот доносившихся до них разрывов артиллерийских снарядов.

Эсэсовцы повернулись к Шульце и Матцу и уставились на странную парочку — роттенфюрера с морщинистым, страшно обожженным лицом и с одной деревянной ногой и огромного верзилу-шарфюрера, руки которого были неестественно-белого цвета и походили на гигантские клешни какого-то ракообразного.

— Вы все знаете меня, — рявкнул Шульце. — Я — триппер-полицейский первой роты.

При этих словах шарфюрера несколько танкистов издали неуверенные смешки.

— Да, это так, — громко продолжал Шульце. — Но только я хотел бы, чтобы вы сразу перестали хихикать — потому что, возможно, сейчас вы смеетесь в последний раз в своей жизни! Итак, ближе к делу… Все вы — не кто иные, как необстрелянные сопляки, хотя, возможно, вы искренне считаете себя солдатами. Однако я говорю вам прямо и честно: это совсем не так. Вы — не солдаты. Но я готов сделать вам колоссальное одолжение. Я могу сделать так, что вы перестанете служить всеобщим посмешищем и превратитесь в настоящих солдат! Да, это именно так: то время, когда вы были «рождественскими солдатиками», наконец-то закончилось! — Он ткнул бледным указательным пальцем в свою широкую грудь, сплошь украшенную медалями и орденами, полученными за три предыдущих года войны: — Старый шарфюрер Шульце готов сделать вам такое одолжение и превратить вас в истинных воинов — причем совершенно бесплатно!