Павел Яковенко - Снайпер-2 (Тихая провинция)

Просто все замяли, сняли с Кати все подозрения… И она отблагодарила Грачева так, что он даже и не знал — радоваться ему или огорчаться. Она забеременела от него.

С одной стороны, ему было приятно — ребенок от любимой Кати. С другой — теперь уже точно предстояли пренеприятнейшие объяснения с супругой. (Пока еще супругой — Павел Александрович начинал серьезно задумываться о разводе).

Да, и вот еще что. Возникла мысль прикупить два местных хозяйства, земли которых прямо прилегали к элеватору. Почва здесь была бедная, крестьяне сидели по уши в долгах, и уже сами засылали ходоков к «Деметре» по поводу того, чтобы отдаться чуть ли не даром.

Грачев советовался со своими агрономами, и они, в принципе, давали гарантии, что в полтора раза поднять урожайность могут точно. А вот больше — этого обещать нельзя.

Сам же Павел Александрович смотрел гораздо дальше. Здесь, в этих местах, протекала очень чистая, местами довольно глубокая и широкая река. Расстояние до города было несерьезным — где-то километров пятьдесят. И если в этих местах построить дачный поселок, да подвести к нему коммуникации… Местные-то вряд ли бы осилили, им это не по зубам. А вот у «Деметры» денег хватит. В таком месте и сам Павел Александрович не отказался бы заиметь себе что-то вроде летнего дворца.

Да и жить там с Катей… Оставив городскую квартиру супруге и детям.

В общем, покупать было нужно. Тем более, что и сами хотят.

Мало того, Павел Александрович задумал новый, но теперь уже персональный проект. Нежданно — негаданно, достаточно не старый, и на вид весьма крепкий мужик, депутат областной думы по максимовскому району взял, да и крякнулся от инфаркта. Скоропостижно. Открылась вакансия. Грачев подумал, подумал, и решил, что пора бы уже и самому в депутаты. И тщеславие утолить немного, и для дела весьма полезно. Депутатство для бизнеса — это большое подспорье.

А чем он не депутат? Тем более, что Павел Александрович многих депутатов знал лично, и никакого уважения к ним не испытывал, а большинство вообще считал глупее себя. Иногда — намного.

Так что нужно было рискнуть с выборами. Конечно, затраты… Но теперь он в «Деметре» безоговорочно главный, и чтобы не решил сделать, куда бы не собрался деньги потратить — никто против и слова не скажет.

Как-то все так удачно пошло в последнее время, что даже тревожно становилось: «А в чем, собственно говоря, подвох»?

На следующее утро продолжения не последовало. Профессор коротко попрощался, и ушел. У Кирилла болела голова, немного мутило, потому гостя он задерживать не стал, закрыл за ним калитку, и снова лег в постель.

Меланхолично стучали ходики, по улице проехала машина, а в остальном было очень тихо. Кирилл уснул. Проснулся он через несколько часов, солнце уже было высоко, где-то далеко визжал деревообрабатывающий станок. Наверное, он и разбудил.

Тошнота прошла, голова также перестала болеть, но навалилась страшная тоска. Ничего не хотелось. Хотелось тихо плакать, и чтобы кто-нибудь пришел и пожалел. Но никто не приходил, некому было прийти. Взгляд случайно упал на семейную фотографию. Сначала, сгоряча, Кирилл хотел ее убрать, но как-то не поднялась рука. А теперь уже и не хотел. Иногда он разговаривал с Ингой, и порой ему казалось, что он даже слышит ее ответы. Возможно, кто-то сказал бы, что он сходит с ума, но так сходить с ума было даже приятно… Так Инга была живой — пусть даже только в его воображении.

Кирилл поднялся, сходил на кухню, достал из холодильника банку холодной воды, и выпил почти всю.

Затем он увидел на кухонном столе листок бумаги и ручку. Он что-то вчера писал, и оставил это прямо среди неубранной посуды. Кирилл взял бумагу. Неровным почерком, вкривь и вкось там было написано:

«Протест — это когда я заявляю: то-то и то-то меня не устраивает.

Сопротивление — это когда я делаю так, чтобы то, что меня не устраивает, прекратило существование.

Протест — это когда я заявляю: всё, я в этом больше не участвую.

Сопротивление — это когда я делаю так, чтобы и все остальные тоже в этом не участвовали.

Кирилл перечитал текст несколько раз. Потом он сел на табуретку, подпер голову рукой, и глубоко задумался…

На следующий день Мелехов достал и пересчитал оставшиеся у него наличные деньги. При должном уровне экономии он мог протянуть без работы еще пару месяцев. С учетом помощи родителей — еще, наверное, месяц. Хотя сесть папе и маме на шею было, по меньшей мере, стыдно. Младшая сестра училась в городе, на платном отделении, и сейчас все средства семьи уходили на ее содержание.