Владимир Возовиков - Особое задание

Лица многих, очень многих людей, о которых только слышал, видятся мне в минуту торжественного вручения гвардейского знамени. Кажется, я готов раздать жизнь свою по минуте, только чтобы они, не дожившие до нынешнего праздника, встали из братских могил и разделили с нами общее торжество, — ведь оно принадлежит им по праву. И те бойцы моего родного 55-го гвардейского танкового полка, что под Прохоровкой, у совхоза «Комсомолец», остановили «тигры», «пантеры» и «фердинанды» эсэсовской дивизии «Адольф Гитлер». И взвод противотанковых ружей из нашей бригады во главе со старшим лейтенантом К. Т. Поздеевым, который погиб там же, под Прохоровкой, приняв на себя удар двадцати трех вражеских танков и мотопехоты. Четырнадцать их было, наших славных ребят, вооруженных четырьмя бронебойками, автоматами и гранатами. Но они не зря именовались гвардейцами. Одиннадцать сожженных танков, десятки убитых автоматчиков — такой ценой заплатил враг за гибель гвардейцев. И встали бы здесь лейтенанты Н. П. Новак и С. М. Чикамадзе, чьи экипажи за день до боя у Прохоровки, когда совершался перелом в великой битве на Огненной дуге, уничтожили двенадцать фашистских танков. В тот день рота Новикова обратила в металлолом двадцать восемь вражеских боевых машин.

Все, все до единого пусть встали бы здесь герои нашего корпуса и нашей бригады — герои Сталинграда. Огненной дуги и Днепра, а среди них мой первый фронтовой командир гвардии лейтенант Титский, которого тогда, в час похорон у днепровского берега, мне так хотелось осыпать цветами…

Невозможно.

Но почему невозможно?! Я вижу их живые лица, я словно смотрю сейчас их глазами — или моими глазами смотрят они? И вместе со мной переживают этот миг, когда командир бригады принимает из рук командира корпуса гвардейское знамя.

Делом живы люди на земле. Но разве умрет их дело в памяти живых, в памяти спасенной ими Родины, в памяти народа! Вот она, их бессмертная жизнь, вот оно, их бессмертное дело, — в этом алом знамени с образом великого вождя революции. Оно становится совестью, честью и славой для тысяч бойцов, объединенных в монолитную силу под знаменем 5-го гвардейского Зимовниковского механизированного корпуса, под знаменами его гвардейских частей. Павшие однополчане пойдут с нами под этим знаменем и дальше — до самой Победы. И после Победы они останутся в своем великом народе — его совестью, вечной славой и гордостью. От их незримого присутствия мы тысячекратно сильнее.

Скоро, очень скоро сбудутся слова нашего бесстрашного однополчанина, брошенные в лицо фашистам из огня: мы окружим кровавого врага в его собственном логове. Окружим и добьем!..

Гвардейское знамя бригады — в руках полковника Борисенко. Каждый опустился на колено. Тысячи голосов и тысячи сердец повторяют слова торжественной клятвы:

— Мы, гвардейцы-зимовниковцы, принимая гвардейское знамя, клянемся нашей партии, правительству и нашему народу, что будем сражаться под этим боевым знаменем до последней капли крови так же мужественно и отважно, как под Сталинградом и Зимовниками, Ростовом и Батайском, в сражениях под Прохоровкой и на Украине. Под этим гвардейским знаменем будем громить врага до полной победы!

Потом гвардейское знамя бригады плыло перед строем полков, батальонов и рот, несмолкающее «ура» катилось по рядам бойцов, а я снова и снова повторял про себя: «Клянусь… клянусь… клянусь…» — как бы от имени тех, павших однополчан, кто смотрел сегодня моими глазами.

Мы снова в боях, на польской земле. Снова мартовское бездорожье, по которому доставляю срочные пакеты из штаба бригады в штаб корпуса, в штабы полков и батальонов. Снова острый, сосущий холодок смертной тревоги под сердцем, когда попадаем под бомбы и пушки «мессеров», «фоккеров», «юнкерсов», под разрывы артиллерийских снарядов. Но я всё чаще замечаю — это тревога не за собственную жизнь, это тревога за секретный пакет, который мне доверен. В нем — судьбы многих людей, моих боевых товарищей, от его своевременной доставки часто зависит успех боя… Похоже, я становлюсь осмотрительнее, расчетливее — и это, конечно, не просто опыт, отметающий бездумную браваду, смешную и вредную на войне, это чувство ответственности за боевые документы. В нашем деле поговорка «Хоть умри, а доставь» не подходит. Мертвый ничего не доставит. Конечно, без риска на войне много не сделаешь, но риск всегда должен быть оправдан и рассчитан. Когда меня берут на «сабантуйные» дела — там я хозяин своей жизни. Но когда везу пакет, хозяин моей жизни — приказ, который я обязан доставить по назначению и в срок…