Йоханнес Зиммель - Пятый угол

…мы добрались до канала и оказались в безопасности… — писал Бастиан Фабр.

Томас Ливен опустил письмо, уставился в сумерки, в фиолетовую дымку, появившуюся с наступлением вечера, и вытер слезы. Потом стал читать дальше:

…я скрылся в Монпелье. Если ты когда-нибудь окажешься здесь, спрашивай меня у мадемуазель Дюваль, бульвар Наполеона, 12, теперь это моя девушка.

Пьер, бог мой, Пьер, нашей доброй Шанталь больше нет. Я ведь знаю, как близки вы были. Она говорила мне, что, возможно, вы поженитесь. Ты знаешь, что я твой друг и потому в таком же отчаянии, как и ты. Жизнь — сплошное дерьмо. Увидимся ли мы с тобой когда-нибудь? Когда? Где? Будь здоров, старина. Мне тошно. Не могу писать дальше.

Бастиан.

Стемнело. Томас Ливен сидел на придорожном камне. Было холодно. Но Томас холода не чувствовал. По его лицу текли слезы.

Умерла. Шанталь умерла. Внезапно он обхватил руками голову и громко застонал. О Боже, его охватила тоска, такая ужасная тоска по ней с ее дикими выходками и смехом, по ее любви.

По другую сторону в казарме выкрикивали его имя, его искали. Он не слышал. Он сидел на холоде, думал о своей потерянной любви и плакал.

4 апреля 1943 года, вскоре после полуночи, британский самолет типа «Бленхейм» на высоте двухсот пятидесяти метров пересек заброшенный участок леса между Лиможем и Клермон-Ферраном. Описав широкую дугу, он пролетел над лесом вторично. В ответ внизу вспыхнули два костра, затем три красных маяка, и наконец замигал карманный фонарик. В кабине самолета с эмблемой британских королевских ВВС находились два немецких пилота люфтваффе и радист. За ними стоял мужчина в коричневом комбинезоне с парашютом — и то и другое английского производства. Его снабдили великолепно сработанными документами на имя Роберта Эверетта и военной книжкой, удостоверяющей его звание капитана. У него были моржовые усы и длинные густые бакенбарды. Кроме того, при себе он имел: английские сигареты, английские консервы и английские лекарства.

Командир экипажа обернулся и сделал знак. Томас Ливен извлек из комбинезона свои старомодные карманные часы и открыл крышку: было 0.28. С помощью радиста он сбросил огромный тюк на грузовом парашюте. Затем сам ступил к открытому люку. Радист протянул ему руку. И, согнувшись так, как его учили, Томас поклялся: «Если я вернусь целым и невредимым, если когда-нибудь встречу этого Вильфора, я отомщу за тебя, Шанталь». Он машинально твердил про себя: «Я так тебя люблю, Шанталь». И, раскинув руки, выпрыгнул в сторону левого крыла в ночную тьму…

В первые десять секунд полета он думал следующее: «Ну и ну! Расскажи я все это когда-нибудь в своем лондонском клубе, они без промедления отправят меня в дом для умалишенных. Невозможно себе представить. Без малого четыре года я живу в этом мире безумия. Я водил за нос английскую, немецкую и французскую секретные службы — именно я, человек, всегда имевший только одно желание: жить в мире, прилично питаться и обожать красивых женщин. В Лиссабоне я научился подделывать паспорта. В Марселе я основал университет для уголовников. Из-за нужды, а не по велению сердца. Ну и ну».

Внизу на небольшой прогалине Томас разглядел два костра и красные точечки трех карманных фонарей.

В следующие десять секунд падения он размышлял о следующем: «Я должен приземлиться в треугольнике между красными точечками. Там поляна, деревьев нет. Если промахнусь, то велика вероятность, что какой-нибудь дубовый сук вонзится мне в… Боже мой, а в этом месяце мне исполнится всего 34 года! Помаленьку подруливать руками. Ну, отлично. Я снова над треугольником. Там внизу настоящие французские партизаны с красными фонариками. Они думают, что меня направил к ним полковник Бакмастер из Лондона. Если бы они догадались, что меня послал к ним адмирал Канарис из Берлина…»

В последние десять секунд своего падения он думал: «Эти моржовые усы — пожалуй, самое противное из всего. Нет, в самом деле. Волосы все время лезут в рот. И к тому же еще длинные бакенбарды. Эти друзья из абвера вынудили меня отрастить и то и другое. Секретные службы, что с них взять? А все для того, чтобы я выглядел как англичанин. Как будто настоящий английский капитан, вознамерься он прыгать с парашютом над оккупированной немцами Францией для выполнения секретной миссии, не сбрил бы себе предварительно моржовые усы и бакенбарды, чтобы не выглядеть по-английски. Придурки они все. И шли бы они…»