Пак Голь - Отечество

Когда он вернулся, бой уже кончился. Около горящего дома собралась большая толпа людей. Слышались слова команды, чьи-то крики. В этом нестройном гуле тонули хриплые голоса стариков, плач ребятишек. На крыше горевшего дома неистово трещала лопавшаяся черепица. Вокруг них столпились люди. Бойцов обнимали.

Кым Сун понял, что их окружили жители поселка, которых партизаны освободили из заключения.

Восторгам, буйной радости не было предела. Какой-то старик сграбастал Кым Суна.

— Спасибо, товарищ, если бы ты немного запоздал, лежать бы мне в могиле. Они собирались завтра меня расстрелять… — по щекам старика текли слезы.

— Не надо, не стоит! — Кым Сун попытался отстранить его руки, испытывая угрызения совести.

— По самый гроб буду благодарить вас. Раз вы спасли мне жизнь, пойду вместе с партизанами. Может быть, хоть для мелких поручений пригожусь…

Старый шахтер хотел еще что-то сказать, но Кым Сун поспешил уйти от него. Он подошел к толпе, собравшейся около шахтоуправления. Здесь в окружении партизан стояло одиннадцать пленных, среди них двое американцев, щуплый солдат-лисынмановец из отряда «безопасности», солдат, карауливший дом матери Тхэ Ха, и молодая женщина с забинтованным плечом. Ее рану перевязала партизанская медсестра.

— Товарищи, потише, лучше послушаем их! — громко крикнул Тхэ Ха.

— Днем, когда я была дома, вдруг к нам ворвался американец, а с ним вот этот, — женщина с ненавистью указала на карлика-лисынмановца, — приставили к груди дуло винтовки и увели меня. Я не знаю, за что и почему. Они начали измываться надо мной, вот эти четверо американцев… Потом били…

— Точно этот?—спросил один из партизан, штыком указывая на щуплого лисынмановца.

— Он, он самый, — подтвердил Сын Хун.

— А верно он говорит, — Тхэ Ха кивнул в сторону карлика, — будто подлюга Док Ки ушел в уездную полицию?

— Да, правда. Он ушел вечером. Отправился недовольных ловить. Он сейчас в начальники выбился, всеми полицейскими командует. Просто зверь, а не человек, — женщина болезненно поморщилась, дотронувшись рукой до плеча.

— Жаль, что тех двоих упустили, — сердито заметил партизан из заднего ряда. Тхэ Ха молчал, занятый своими мыслями.

С другого конца долины послышался гул голосов. Третий партизанский взвод вместе с освобожденными из подвала шумной толпой приближался к центральной площади. Над всем отрядом возвышалась богатырская фигура Сока. Он нес на руках мертвенно-бледную девушку. Волосы ее были распущены. Лихорадочно блестевшие глаза искали кого-то в толпе. Рядом, опираясь на палку и едва поспевая за Соком, ковыляла изможденная старуха.

Тхэ Ха обернулся и увидел ее. В следующее мгновение он ринулся вперед и, как малый ребенок, уткнулся в грудь матери. Она прильнула щекой к его плечу и разрыдалась.

Минуту спустя мать спросила Тхэ Ха:

— Тебя не ранило? Где Чон Ок?

— Она жива, все в порядке… Но сегодня она не сможет прийти… есть одно дело, — юноша замялся и опустил глаза.

Кым Сун, услышав ответ Тхэ Ха, понял, что тот говорит заведомую ложь. Наверно, так надо. Вдруг из толпы пленных вырвался солдат и подбежал к матери Тхэ Ха.

— Вы меня помните? Госпожа, спасите меня, пусть они меня не убивают!—Солдат, бывший часовым в ее доме, сейчас был готов расплакаться.

Старуха сразу узнала его.

— И тебя сцапали, голубчик? — с усмешкой спросила мать Тхэ Ха.

— Скажите им правду про меня! Я же совсем не виноват, — умолял он и, хотя старик Сын Хун пытался оттащить его назад, продолжал цепляться за руки матери Тхэ Ха.

— Партизаны зря никого не убивают. И для тебя откроется путь в новую жизнь, — ответила старуха и повернулась к сыну.

Молодая женщина, которую нес на руках Сок, завидев Ки Бока, вдруг спрыгнула на землю и, сделав несколько шагов, упала как подкошенная. Ки Бок поднял жену с земли и обнял ее, она обвила его шею руками и разрыдалась, как малый ребенок.

— Ну что ты на людях плачешь? — сердито проговорил Ки Бок, вместо того чтобы ее успокоить. — Сама виновата, я говорил тебе: уходи к родственникам, — если бы ты меня послушалась, все бы обошлось благополучно…

— Я так и хотела сделать. Но по дороге меня схватили, — ответила она, все еще всхлипывая.

А кругом люди шумно радовались освобождению, радовались встрече с родными и друзьями. Только Кым Сун одиноко стоял в стороне, его грудь щемило, когда он думал о своей семье. Стараясь избегать взглядов людей, он грустно побрел в тень, туда, куда не попадали отсветы пожара. Кым Сун присел на камень и задумался.