…Рано утром Сережа Петухов взял винтовку, вышел на опушку леса и выбрал огневую позицию. «Ну, товарищ гвардии сержант, — уверенно подумал он, — показывай своего немца! Думаешь, промах дам?»
За час Петухов внимательно изучил все указанное место за речкой. На сучке засохшей яблони он заметил котелок. «Ага, вот где я тебя определенно ухлопаю!» — подумал он.
Через час над одним окопчиком появилась немецкая каска. Но она так качнулась, что Петухов сразу догадался — немец держит ее на палке. Он не выстрелил. Каска скрылась. Теперь Петухов почти не отрывался от прицела: осмелев, «фашист» мог появиться каждую секунду.
Но не появлялся.
На молоденькой ольхе качнулась ветка: с разлета сел на нее дикий голубок. У груды кирпичей появилась кошка. Погревшись на солнце, она лениво побрела в лопухи. С минуту кто-то потряхивал осоку у речки, — видно, играла водяная крыса.
А немец не появлялся.
Солнце стояло уже в зените. Среди теплых трав под кустом рябины стало душно, знойно. Очень хотелось пить. Каменели руки, затекли ноги. Но Сережа Петухов не спускал взгляда с указанного участка.
А немец не появлялся.
В полдень Сережа Петухов стал особенно часто поглядывать на котелок, возмущенно думая: «Что ж он, гад, не обедает?» Он невольно вспомнил, что товарищи уже едят рисовый суп, гречневую кашу — и тихонько вздохнул. Ему очень захотелось быть сейчас около кухни, но он пересилил это желание.
А немец не появлялся.
После обеда помрачнело небо. Пошел проливной дождь. «Вот теперь он и может появиться», — решил Петухов и продолжал лежать. Дождь лил долго. Он лил и лил и, казалось, не собирался утихнуть до вечера.
А немец не появлялся.
После дождя стало холодно. Деревья и травы дышали сырой прохладой. Солнце выглянуло на западе, но уже не в силах было обсушить землю. Мокрый Сережа Петухов крепился, сдерживая дрожь, и все ждал и ждал, чтобы сделать нужный выстрел.
…За лесом билась вечерняя заря, когда Егор Мошка появился на опушке леса. Сережа Петухов в это время обессиленно сидел у куста рябины и впервые за день жадно дымил махоркой. Подсев рядом, Мошка спросил:
— Ну как? Убил?
Петухов устало тряхнул головой.
— Промазал?!
— Не было его, немца-то… — ответил Петухов.
— Как не было?
— А очень просто!
Сережа Петухов рассказал обо всем, что видел за день, и еще раз убежденно повторил:
— Не было.
— Ручаешься?
— Головой!
Егор Мошка скосил на паренька осторожные лесные глаза и тихо сказал:
— Вот теперь узнаю тебя: земляк! Доподлинный земляк! — Он вдруг прижал Петухова к себе. — Эх, если бы тебе дать еще вид!
Петухов взглянул на знаменитого снайпера устало и удивленно. Тогда Мошка пояснил:
— Верно сказал, не было немца! Я тебе с умыслом не показал его. Стрелять — пустое дело. Главное в нашем снайперском промысле — упорство, выдержка. Раз хватило у тебя терпения без толку лежать здесь день-деньской, то снайпер из тебя выйдет. А стрелять научишься. Было бы, сказываю, упорство. Одним словом, принимаю тебя в ученье. Так вот, Петухов, завтра с утречка и начнем…
11 июля 1943 г.
Командир батальона капитан Цветухин поднял бинокль. Над бугром слабо порхала, встряхивая ветки, худенькая елка. Ветер подметал с бугра, вытряхивал из трав нежилой, синеватый дым. Цветухин хрипло позвал:
— Зайцев, сюда!
— Здесь, — отозвался Зайцев.
— К Тетерину! Живо! Передай: сейчас же взвод стрелков и два пулемета — на бугор с елкой! Живо, Зайцев!
…Цепляясь за космы травы, обивая головой рыхлый край окопчика, Степан Бояркин долго кашлял, отплевывая кровь и землю. Когда же медленно, как заря в тумане, пробудилось сознание, он затих и, превозмогая боль в висках, тяжело повел глазами вокруг. Слева и справа большими грудами лежали обожженные комья сырой, слежалой глины.
— Бомбили, — сказал он тяжко.
Уши еще обжигал железный свист, но Степан Бояркин услышал стоны. С трудом поднимаясь над окопом, он слабо позвал:
— Эй, кто живой? Где?
Никто не отозвался. «Должны бы и живые быть, — тоскливо подумал Бояркин. — Поразбежались разве? Или не опомнятся еще?…» В этот момент ветер отпахнул с бугра занавесь дыма и Бояркин хорошо увидел деревню, на которую наступал их батальон. Она раскинулась на высоте. Большая половина ее была разрушена. Увидев деревню, Бояркин сразу вспомнил о пулемете. Он лежал рядом с окопом. Бояркин быстро осмотрел его, обтер пилоткой, собрал диски. Это была уже знакомая, давно привычная работа, и, только попав в ее стихию, доверчиво подчинившись ей, Степан Бояркин сразу почувствовал, что он начинает жить той стремительной и горячей жизнью, какой всегда жил в бою.
Читать дальше