Коннорс захлопнул книжку и положил ее в карман позади центральной панели. Потом он опустился на землю.
— Все знают, что перед первым полетом нужно слить немного топлива, чтобы избавиться от водяного конденсата, — и он показал на брюхо „Хьюи“. — Зуб даю, что половина этих дятлов так не делает.
Я встал на четвереньки, добрался до сливного клапана и нажал его, чтобы несколько унций топлива вылились на землю. Никаких водяных капель я не заметил.
Коннорс продолжал осмотр, указывая мне на вещи, которые считал важными и на которые мало кто обращал внимание. Он знал машину, как свои пять пальцев и действительно отлично подходил для должности инструктора. Мы проверили рулевой винт. Я снял фиксирующий трос. Потом мы добрались до правой стороны вертолета и Коннорс взобрался на крышу по скрытым ступенькам между дверями пилотской и грузовой кабин. Крыша у „Хьюи“ плоская и по ней можно свободно ходить, проверяя втулку винта, колонку, трансмиссию и тяги. Коннорс указывал на предохранительные чеки на разных деталях автомата перекоса, на поводки, стабилизаторы и управляющие амортизаторы. Мы тщательно проверили главную гайку на вершине втулки — она удерживала все это хозяйство вместе.
— Все проверяют главную гайку, но никто не смотрит, нет ли трещин в комлях лопастей, — сказал Коннорс. — А что с нее толку, если лопасть разломится и оторвется?
Я кивнул.
Мы залезли в кабину и в глаза нам ударило утреннее солнце. По плексигласу разбегались белые полосы — следы напряжений. Парень по кличке Рыжий, борттехник машины, помог мне пристегнуться на правом кресле. Под лучами солнца быстро стало жарко. Около моей поясницы появились темные пятна; я чувствовал, как пот капает с моего спрятанного „Дерринджера“. Эта затея явно долго не проживет. Я надел темные очки. Коннорс следил за мной с левого кресла, с классическим видом инструктора-которому-совсем-неинтересно-но-на-самом-деле-он-следит-за-тобой-как-ястреб. Он скрестил руки на бронежилете, смотрел прямо перед собой, но бросал быстрые взгляды, наблюдая за тем, что я делаю. Я прошел предполетные процедуры по памяти и нашел машину ведущего — ее отделяли от нас два вертолета. Еще несколько минут потоотделения, и я увидел, как командир из кабины вертолета Змей кружит рукой: сигнал на запуск. Завыл стартер, лопасти медленно провернулись и прошло зажигание. Лопасти слились в диск; мы были готовы. Я щелкнул переговорным устройством, запросив стрелка и борттехника о готовности. Раздались ответные щелчки: готовы.
— Не забудь заставить их проверить двери, — сказал Коннорс.
Я кивнул и сказал им, чтобы проверили, на месте ли шпильки, которые держат двери открытыми. На месте. Без шпилек двери могут сорваться с направляющих и их унесет потоком.
Вскоре шестнадцать сликов и четыре ганшипа стояли в готовности на третьей дорожке. Пехотинцы ждали, когда мы снимемся с площадок.
Ведущий назначил каждому звену из четырех машин позывной в виде цвета. Порядок был всегда одним: Желтый, Белый, Оранжевый, Красный. В звене мы получили номера, говорящие о нашем месте в строю. Мы с Коннорсом были „Оранжевым-4“. Экипаж каждой машины по очереди называл свой позывной. Черед дошел до нашего звена и я услышал:
— Оранжевый-1, - Морстон.
— Оранжевый-2, - Уэндалл.
— Оранжевый-3, - Нэйт.
— Оранжевый-4, - сказал я. После нас перекликалось „красное“ звено. Мы поднялись в воздух и выстроились в длинную линейку вдоль третьей дорожки.
Пехотинцы — или, как поправил меня Коннорс, „сапоги“ — принялись запрыгивать на борт. Они носили тропическую форму и были вооружены до зубов: винтовки М16, гранатометы М79, гранаты, патроны, фляги. Больше у них почти ничего не было, потому что они были в Кавалерии и предполагалось, что мы постоянно будем их снабжать. Трое из них втиснулись на длинную скамейку между стрелком и борттехником, еще трое на пол перед ними, и еще четверо в двух углах. Десять „сапог“.
— А почему их зовут „сапогами“? — спросил я Коннорса.
— Это коэффициент интеллекта пехотинца.
— Надеюсь, они тебя не слышат.
— Не волнуйся, Мейсон. В Кавалерии мы все „сапоги“. Ты в армию пошел добровольцем?
— Да.
— Ну и я.
Красный-4 вызвал ведущего и сообщил, что шестнадцать сликов загружены. Желтый-1 ответил, что понял и через несколько секунд неуклюже взлетел. Остальные быстро последовали за ним. Когда Оранжевый-1 — Морстон и Холл — развернулся на взлет, я прибавил газу, чтобы облегчить вертолет. Нос чуть приподнялся и машина сдвинулась. Я парировал и ждал, держа ее почти на весу. Когда поднялись Нэйт и Реслер, я последовал за ними, чувствуя неуклюжесть из-за веса сапог. Желтый-1 медленно поднялся над деревьями к северу от лагеря, сбавил скорость до 60 узлов и мы заняли привычный строй клина. Пока мы приближались, он начал медленный разворот в сторону перевала Анкхе. Наша машина была четвертой и я занял место слева, создав левый клин.
Читать дальше