Роберт Мейсон - Цыпленок и ястреб

Нам дали ускоренный курс по некоторым летным приемам, которые изобрели дивизионные ветераны. Их специальностью был полет на малой высоте — так называемый «контурный полет». Предполагалось, что такая техника минимизирует огонь с земли. У них был специальный маршрут, «курс уверенности», где нас обучили разным трюкам — к примеру, полету под проводами и разворотам на такой высоте, что законцовки лопастей почти задевали землю. Ковбои, что еще скажешь.

В одном таком вылете со «старичком» по имени Билл Джеймс, я испытал самый низкий и скоростной пролет, какой только видел. С нами были еще три пилота ВВС. Джеймс подлетел к железнодорожному пути, по бокам которого стояли высокие деревья. Разогнавшись больше, чем до 100 узлов, он нырнул в этот канал так, что лопасти мели почти по верхушкам. Скорость ослепляла. Пилоты ВВС заорали:

— Да он чокнулся! Скажи ему, чтобы остановился! Стой!

Услышав эти вопли, Джеймс добавил скорости. На 120 узлах, между двумя рядами деревьев, мир превращается в зеленую пелену. Как Джеймс ухитрялся что-то разглядеть — понятия не имею.

Еще одной процедурой, которую отработали в дивизии, был полет в строю. В летной школе строй, в котором мы летали, можно было описать как два или больше вертолетов, летящих в виду друг друга в одном и том же небе. Нас не учили полетам в сомкнутом строю; считалось, что это слишком опасно. Однако, если четыре «Хьюи» должны разом сесть на маленькую зону высадки, нужно, чтобы они летели, садились и взлетали очень близко друг от друга. Сближение измерялось в диаметрах винта. Для ветеранов оно составляло один-три диаметра. В реальности они летали на одном, или даже меньше. Когда я впервые это увидел, в моей голове так и заплясали видения: винты, вращающиеся в противоположные стороны, схлестываются и разлетаются вдребезги. Говорили, что эти ненормальные летают и с перекрытием дисков винтов, просто удовольствия ради. Я видел все эти приемы — полеты на малой высоте и в строю — куда чаще, чем делал их сам. У нас было очень мало времени. Новым пилотам надо было получать опыт вождения «Хьюи» и воздушно-штурмовую подготовку для Вьетнама. Когда объявили, что мы должны сдать нижнее белье, чтобы его перекрасили в зеленый и выкрасить шлемы тем же цветом, то мы поняли, что наш час близок. 28 июля я услышал, как президент Джонсон сообщает по телевидению, что «Мы остаемся во Вьетнаме» и «Я приказал отправить во Вьетнам Аэромобильную дивизию». И меня охватила смесь страха и восторга. Игры кончились. Для вертолетчиков жизнь становилась очень серьезной. На следующий день, в приступе какого-то угрюмого рационализма я купил себе двуствольный «Дерринджер» — тайное оружие последнего шанса.

Моя сестра Сюзан приехала из Флориды, чтобы забрать Пэйшнс и Джека. Я чувствовал себя чудовищно обманутым. Мне не дали ни шанса прожить хотя бы месяц нормальной человеческой жизнью с моей женой и сыном. Теперь я уезжал на год, а может, и навсегда. Пэйшнс и Джек прожили пять месяцев в душной комнате в Техасе, четыре месяца в трейлере в Алабаме, месяц в пустой квартире в Вирджинии и теперь еще месяц в еще одном трейлере в Джорджии. Я чувствовал, что не смог хорошо о них позаботиться и теперь, в довершение всего, я уезжал.

Вдобавок, я не особо верил во все эти военные дела. Теперь Вьетнам был достаточно мне интересен для того, чтобы я начал о нем читать, и я подумал, что у вьетнамцев должно быть право решать, какое правительство им нужно — так, как это делаем мы. Если они хотят быть коммунистами, что ж, пусть будут. Коммунизм им, наверное, не понравится, но ведь каждый должен совершить свои ошибки. Если демократический капитализм для них лучше, пусть дерутся за него.

Возможно, все эти мысли насчет того, что Вьетнам — это надувательство, шли из-за моего страха умереть молодым. Этакое прозрение, неважно, политическое или нет, которое случилось слишком поздно. Я ехал на войну. Армия научила меня водить вертолет и за это я должен был отдать ей три года своей жизни. Вот вам и пожалуйста.

Я поднял Джека и мы улыбнулись в объектив. Пэйшнс щелкнула затвором. Потом мы поехали в форт. Солдаты забрасывали вещмешки в автобусы, я обнял Пэйшнс и она заплакала. В оцепенении я смотрел, как моя сестра, моя жена и мой сын садятся в машину и уезжают. На стоянке сотни людей в зеленом метались между автобусами «Грейхаунд», а мне было дико одиноко.

Мы доехали от Коламбуса до Мобила, чтобы подняться на борт «Кроэйтана». Для переброски целой дивизии на другой конец мира понадобились четыре авианосца, шесть войсковых транспортов и семь сухогрузов. Передовая часть численностью в тысячу человек была переброшена по воздуху. Мы должны были встретиться с ним близ деревни Ан Кхе.