Роберт Мейсон - Цыпленок и ястреб

— И в чем проблема?

— В облаках радар нас потерял и Дэйзи приказал снижаться.

— И что?

— А то, что никто из не знал, над долиной мы, или над горами.

— И что вы сделали? — спросил Фаррис.

— Мы с Банджо перешли в набор, пока не вышли из облаков на шести тысячах.

— Так чего ты бесишься?

— Если бы мы сделали, как он сказал, то могли глотнуть земли. Меня бесит, когда такие ведущие, как он, творят, что хотят.

— То есть, ты открыл для себя, что даже ведущие делают ошибки.

— Да, похоже на то, если считать Дэйзи ведущим. По мне он больше похож на дебила, который почему-то стал капитаном.

Фаррис кивнул и понимающе улыбнулся:

— Ну что ж, мне надо закончить это письмо. Утром увидимся.

Я пытался заснуть и все не мог понять, почему мне так паршиво. Я просыпался и вскакивал безо всякой причины. Похоже, так прошла вся ночь.

Я постоянно слышал звуки рикошетов и каждый раз пригибался. Фаррис, увидев это, улыбнулся. Фаррис не пригибался.

— Что еще это за хуйня? — спросил я.

— Да ничего. Не волнуйся.

"Ничего" не рикошетит. Я не то что был встревожен, скорее раздражен. Мы были в середине очередного бивуака в еще одном разрушенном саду. Двадцать заскучавших вертолетных экипажей сидели на корточках у своих машин или слонялись вокруг, вспотев до самых мозгов. Когда поверху визжали пули, лица поднимались к небу, пытаясь следить за ними.

Рядом с нашим бивуаком стояла деревня. Из-за деревьев высотой в сотню с лишним футов со стоянки было не увидеть хижины. В темно-зеленое море вела тропинка. Я решил по ней пойти.

Сделав всего несколько шагов, я оказался в другом мире. Под зеленым пологом было прохладно и сумрачно. Хорошо протоптанная, чистая тропинка вела к чему-то вроде двора и обрывалась.

В сотне футов сверху сквозь кроны прорывался кружок света. Я оглянулся, выискивая людей, неизбежную толпу "Эй-твоя-Джи-Ай". Никого. Хижины соединяло что-то наподобие тротуара. Я заглянул в двери первой. Пусто. Осторожно сунулся вовнутрь (где-то в голове зазвучал голос, предупреждавший о минах-ловушках) и увидел, что огонь в очаге еще горит. Вновь оглядел окрестности — никого.

Я подошел к следующей двери, заглянул вовнутрь — и увидел лицо. Лицо было женским; женщина пыталась спрятаться за стенкой рядом с дверью. Женщина улыбалась, но ее лоб покрывали тревожные морщины. Из-за ее черных пижамных штанов выглядывал маленький мальчик.

Она слегка поклонилась, что-то сказала мне и кого-то позвала. Я, занервничав, вышел наружу, задумавшись, хули я приперся сюда в одиночку. Женщина и мальчик последовали за мной, нервно улыбаясь и кланяясь. У себя за спиной я услышал еще один голос. Я резко обернулся и увидел древнюю старушку в черном, ковылявшую через двор.

Она улыбнулась, обнажив черные зубы. Я не помнил по-вьетнамски ни слова, только цифры. Единственное, что я смог сказать:

— Вы Вьетконг?

Неожиданно все трое показали куда-то на окрестности деревни:

— Вьетконг.

Я хотел спросить, где их мужья, но не знал нужных слов. В конце концов, я поступил по-американски и сфотографировал их.

Когда они со страхом сбились в кучку на дорожке, я засмущался. Я объяснил им, что просто пошел по тропинке и глазею вокруг. Я помахал им рукой на прощанье.

Тропинка привела к точно такому же двору. И здесь никого не было дома. Очаги тоже горели, но все, кто был, явно поспешно убежали. Оказавшись в одиночестве я потрогал плетеные стены и сел в гамак. Бамбуковые балки и стропила у меня над головой, похоже, были сделаны на совесть. Пол, хоть и земляной, оказался чистым. Вообще-то неплохое место. Уж точно лучше, чем палатка, в которой я спал. Не средний американский дом, конечно, но навряд ли жителям приходилось много платить за аренду.

Я пошел по деревне дальше, миновав подозрительную кучу рисовых стеблей, вероятно, маскировавших вход в подземные туннели и бункеры. Можно было подойти и проверить. А еще можно было взять пистолет и застрелиться. Результат в обоих случаях стал бы тот же самый.

Последняя хижина, которую я осмотрел, была домом мастера-плотника. Я нашел его инструменты. Они лежали в ящике размером с небольшой чемоданчик, в аккуратных гнездах. Тускло поблескивала латунь, сверкали стальные кромки. Лезвия прочно держались в рукоятях. В остальных ящичках лежали всевозможные наборы для резьбы по дереву. Увидев такое разнообразие и качество инструментов, я понял, что эти люди, или, по крайней мере, этот человек, уж точно не дикари.