Альберт Зарипов - «Был жестокий бой»

Пока я покрывался красной краской командирского стыда, Ведь именно моя персона несёт ответственность за всё, что происходит в подчинённой мне разведгруппе… Пока я собирался с духом, чтобы выдать хоть какие-то объяснения по поводу всего этого безобразия… Пока я вбирал в себя воздух… Товарищ генерал уже ушёл. И было уже слишком поздно что-либо делать или говорить.

Я чертыхнулся и уселся на свою кровать. Идти на доразведку обстановки сейчас было слишком рано, поэтому мне ничего не оставалось делать как заняться приготовлением чая. Я налил в котелок воды, установил его на печку, поближе к трубе… Затем наколол лучины и разжёг в буржуйке огонь… Теперь следовало подождать минут десять-пятнадцать…

На входе послышались чьи-то шаги. Это вернулись мои разгильдяи, то есть самые безответственные солдаты всей нашей Российской Армии. Причём, возвратились они не солоно хлебавши. Пехота слопала всё и даже попросила добавки. Так что на войска спецназа не хватило ни каши, ни чая. Ну, разве что две буханки хлеба и немного масла.

Но эти продовольственные проблемы сейчас являлись исключительно их личной головной болью. Точнее говоря, их кишечно-желудочным спазмом. Во мне уже пробудился древнеримский оратор Цицерон и мы оба принялись распекать нерадивых солдат… Ну, практически никоим образом не утруждаясь подбором всевозможных эпитетов и красочных сравнений…

— Так и сяк вашу мать! — сказали мы с Цицероном. — Вы что?!.. Совсем уже оборзели?! Один-единственный раз к нам пришёл товарищ генерал, всё осмотрел, всем остался доволен… Особенно трофейным оружием… А вот тут!.. Что здесь такое творится?! А-а?.. Я вас спрашиваю!

Однако мои голодные бойцы упорно хранили угрюмое молчанье и ввязываться в спор с самим товарищем Цицероном, ну, никак не желали.

— Я вам сколько раз говорил? — допытывался уже один товарищ лейтенант. — Чтобы всегда за собой убирали!.. Поели-попили и остатки выбросили! А вы?!.. Генерал посмотрел на этот стол и чуть было…

Я запнулся, так и не подобрав красочного выражения… Цицерон тоже смолчал. Видимо, с нашими товарищами генералами ему ещё не доводилось ни встречаться, ни общаться, ни тем более диспутировать… Если такое, конечно же, возможно…

— А тут чего только нету! — продолжал возмущаться я. — И суп с плавающим хлебом, и каша заплесневелая, и буханки… Окаменевшие… Бронебойные! А внизу?! Трусы, портянки…

Тут я несколько выдохся… И целую минуту молча смотрел на то, как мои сообразительные солдаты без лишних слов похватали котелки, подкотельники и всё остальное ужасное многообразие… Да и умчались по-одиночке прочь. Ну, разумеется!.. Чтобы забежать в соседние выгоревшие комнаты и повыбрасывать всё наружу сквозь оконные да балконные проёмы.

Когда достопочтенная публика вновь собралась перед слегка отдохнувшим оратором, то она стала молча слушать завершающую часть блестящего выступления…

— Если я ещё раз увижу здесь остатки хлеба или пищи!.. — со внезапно накатившей яростью. — То вы будете каждое утро наматывать круги по взлётке!.. Ясно?! По три километра утром и три километра вечером! Причём, с оружием и носимым боекомплектом!.. Понятно?! И хлеба будете получать ровно по сто двадцать пять грамм!.. Как в блокадном Ленинграде!.. Чтобы уважать его!.. И не разбрасывать где попало!.. Вместе с трусами и портянками!

Я перевёл свой командирский дух и посчитал выступление законченным. Однако, как оказалось, моё красноречие всё-таки пробилось в самые глубины солдатского сознания…

Ну, естественно… В спор вступил солдат Винтер. Вернее, он взвился!.. Наподобие ясного сокола дав синее небо…

— Да как вы смеете так говорить, товарищ лейтенант!? — заявил мне разведчик Винт. — У меня бабушка — блокадница!.. Она до сих пор плачет!.. Когда слышит про эти «стодвадцать пять грамм»!.. А вы!?

Тут я несколько осёкся… Возможно в пылу своего выступления мне довелось чуточку перегнуть палку?!.. Невзначай обидев легкоранимые солдатские души… Но прокрутив в мозгу свою недавнюю фразу, я всё понял правильно… Поскольку никакой крамолы или же кощунства в моих словах не присутствовало. А потому следовало выдать очень адекватную оценку происходящему.

— Слушай сюда, Андрей Викторович! — заявил я. — Если бы твоя бабушка своими собственными глазами увидала то, как вы тут относитесь к хлебу!?.. Как он киснет во вчерашнем борще, как валяется где попало!.. Вместе с остатками каши и вонючими вашими портянками!.. А также трусами!.. То твоя бабушка сама бы вам задала такую вздрючку!.. Чтобы научить вас бережному отношению к хлебу и другим продуктам! Ясно?!.. А то будешь ты тут меня своей бабушкой попрекать!.. Я тоже голодал!.. И знаю, что это такое… Ишь ты!..