Альберт Зарипов - Афганистан. Гора Шабан

А жизнь-то продолжается

На следующее утро мне вновь пришлось испытать сильнейшее волнение. По окончанию обычного вроде бы утреннего развода подразделений на занятия, что являлось в общем-то заурядным делом с обязательным парадным маршем перед комбригом и дальнейшим разбреданием по родным казармам… Этот порядок был отменён… Причём, только лишь для одного подразделения… И не абы какого… Ведь самолично командир батальона приказал нашей первой роте остаться на своём месте. Уже одно только это выглядело недобрым предзнаменованием… Такие команды отдаются лишь тогда, когда высокое начальство желает «пообщаться» с провинившемся в чём-то солдатским коллективом.

И дальнейшее развитие событий пошло по неотвратимо ухудшающемуся сценарию. Майор Еремеев кратенько переговорил о чём-то с капитаном Перемитиным. Затем комбат с ротным обошли наше подразделение с правого фланга и остановились.

Ну, разумеется… Вся первая рота замерла в напряжённом ожидании.

— Напра-ВО! — скомандовал товарищ капитан.

До этого удручающе-опечаливающего момента всё наше войско стояло по-взводно и в одну колонну. То есть в голове общего строя стояла первая группа. С интервалом в метр-полтора за ней размещалась вторая… Следующей была наша доблестная РГ № 613. И в самом хвосте ротной колонны скромненько так ютилась «четвёртая якобы разведгруппа»…

Но после команды «Напра-ВО!» все дружно повернулись, ну, естественно, направо… И теперь вместо стоящей к ним боком длинной колонны перед командирами оказался очень уж широкий трёхшереножный строй. Так что… Майор Еремеев и капитан Перемитин теперь могли без труда рассматривать всю первую роту… Да ещё с такими визуальными возможностями, что практически любое телодвижение какого-нибудь явно занервничавшего бойца не окажется незамеченным…

А я оказался как раз-то в первой шеренге… Да ещё и с моей опухшей после вчерашнего физиономией… Мало того, что личико у меня по-татарски округлённое… Оно ещё и слегка увеличилось в размерах… Это после Алиевских рукоприкладств…

«Э-эх… Бля-а… — думал я с нарастающей тоской. — Что же дела-ать?.. Надо было в казарме остаться…»

Но отступать уже было слишком поздно, да и практически некуда. Ведь на батальонном плацу сейчас оставалась только лишь наша первая рота. И любая моя попытка скрыться от всевидящих глаз начальства заранее обречена на провал.

А капитан Перемитин уже подал вторую команду:

— Всем дембелям — выйти из строя! Встать в одну шеренгу лицом ко мне!

С лёгким ропотом непонимания причин происходящего, к которому они не имеют абсолютно никакого отношения… Наши старослужащие товарищи стали выходить из общего строя роты и, сделав положенные два шага, принялись выстраиваться в одну шеренгу. Вскоре дембеля образовали одну сплошную линию, обращённую лицами к комбату и ротному. После обязательных команд «Равняйсь! Смирно! Вольно!» началось самое интересное…

— Внимание! — произнёс строгим голосом майор Еремеев. — Кто из вас вчера вечером ворвался в комнату к военнослужащим — женщинам?

От столь неожиданного обвинения замерли не только наши ветераны спецназа, но и разномастные фазаны, а также молодые духи… Ведь это было так шокирующе-необычно… Поскольку подавляющее большинство оторванных от мирной жизни солдат уже почти что позабыло про… «Что же это такое — женщины?» А тут…

Как оказалось… Неуёмную нашу юношескую гипер… Скажем так, половозрелую потребность… В общем, её можно было удовлетворять не только посредством рассматривания от входа-крыльца казармы случайно проходящих в штаб бригады женских фигурок… Или же старательно запоминая хотя бы одну из двух продавщиц из ВОЕНТОРГовского магазина… Особенно ту, что помоложе…

А тут… Выяснилось, что к этим «военнослужащим тире женщинам, можно было и врываться… Да ещё и в столь поздний час… Когда они…

— Равняйсь! Смирно! — очень уж своевременно скомандовал ротный.

Мгновенно было вспыхнувшая буйная солдатская фантазия завяла так же быстро… И наше поголовное внимание сразу же переключилось от полуодетых женских тел к товарищу майору… который уже повторно задавал тот самый вопрос…

— Кто из вас вчера вечером ворвался к военнослужащим — женщинам?

И при этом как комбат, так и капитан Перемитин, они самым внимательнейшим образом всматривались в лица дембелей… Наверное, всё же ожидая увидеть на чьих-то физиономиях либо красную краску смущения и стыда за содеянное… Либо растерянность и страх… Всё за то же «содеянное»…