Михаил Болтунов - Диверсант

Этот вопрос Сталин задал неспроста. До него дошли слухи, что начальник Политуправления Красной армии армейский комиссар 1 ранга Лев Мехлис совал свой нос повсюду. Его вмешательство в руководство войсками приносило губительные, а порой и катастрофические последствия. Но Мехлиса боялись. За ним прочно закрепилась репутация «серого кардинала». Этот жестокий, вспыльчивый комиссар был одним из организаторов репрессий среди командного состава Красной армии.

Во время советско-финской войны Лев Мехлис являлся Членом Военного Совета 9-й армии, но, по сути, командовал войсками армии.

Он лично посылает Сталину доклад «О причинах поражения и потерях в 44-й стрелковой дивизии». «…Дивизия по предварительным данным оставила противнику: 76-мм пушек — 20, гаубиц 122-мм — 16, 45-мм пушек — 25.

Материальная часть танкбата оставлена противнику. Т-26 оставлено — 15; Т-38 — 22, всего пулеметов — 37. Оставлено станковых пулеметов — 130, ручных пулеметов — 150, автомашин до 150…

Прибывший личный состав на 40 процентов не имеет винтовок…»

Цифры действительно впечатляют.

Но что же случилось с 44-й дивизией?

Соединение было в срочном порядке переброшено из Тернополя, как скажет позже Мерецков, «из украинских степей, без предварительного обучения бойцов в условиях лесисто-болотисто-холмистой местности и глубоких снегов. Она оказалась в совершенно непривычной для себя обстановке и понесла тяжелые потери, а комдив погиб». Кирилл Афанасьевич лукавил: комдив Виноградов вместе с начштаба дивизии Волковым и начальником политотдела Пахоменко были расстреляны.

Как сообщал начальнику Генштаба Лев Мехлис, «суд… состоялся под открытым небом в присутствии личного состава дивизии. Суд тянулся пятьдесят минут. Приговор к расстрелу был приведен в исполнение немедленно, публично взводом красноармейцев».

Скор был на расправу начальник Политуправления Лев Мехлис, и командарм Чуйков не смел ему возражать. Только вот где они были, и Мехлис, и Чуйков, когда дивизия отправилась с Украины на север в осеннем обмундировании — в шинелях и брезентовых сапогах. Телогрейки (о полушубках, разумеется, и речи не было) и валенки обещали доставить в вагоны в пути следования, но бойцы их так и не дождались. Только на конечной станции Кемь дивизия начала получать зимнее обмундирование, да так в спешке полностью и не была обеспечена ни валенками, ни телогрейками.

Не лучше обстояло дело в войсках 44-й дивизии с обеспечением продовольствием и фуражом. В своих докладах полковой комиссар Мизин это положение назвал «угрожающим». Оказывается, в частях запас продовольствия и фуража составлял одну суткодачу. То есть запаса, как такового, не существовало вовсе.

Продовольственная рота простояла три дня на армейском продпункте, но так ничего и не получила. Мизин также докладывал, что «до сих пор не прибыл полевой автохлебозавод дивизии».

Между прочим, доклад военкома датирован 27 декабря 1939 года. А уже 1 января 1940 года противник перешел в атаку на позиции 146-го стрелкового полка 44-й дивизии. Атака с большим трудом была отбита. В бою оказались все резервы.

На следующий день финны вновь ударили по полку и окружили его.

Контратаки ни к чему не привели. Финские части перерезали единственную дорогу, по которой перемещались дивизионные колонны. Так начиналась трагедия 44-й дивизии.

Безусловно, вина комдива Виноградова и его штаба велика. Но заслужили ли они такую страшную кару? Только ли на них лежала ответственность за разгром дивизии?

Масла в огонь подлил Мехлис. Кстати говоря, после расстрела Виноградова главный военный прокурор Красной армии издал директиву, в которой запрещал проводить суды (или самосуды? — Авт. ), подобные тому, что совершил Мехлис. И что вы думаете, Лев Мехлис направил телеграмму прокурору. Он с гордостью заявляет, что они провели еще один подобный суд «над Чайковским и комиссаром погранполка Черевко, который дал замечательный результат. Сейчас проводим несколько процессов над рядовыми…»

И далее он требует у Главного военного прокурора «отменить вашу директиву».

Вот так, ни больше ни меньше. Мехлис жаждал крови.

Все, кто воевал на советско-финском фронте, безусловно, знали о судилищах Мехлиса. Не оттого ли, как пишет Батов, в зале стало так тихо, когда Сталин задал свой вопрос. Думается, все понимали, о чем и о ком идет речь. Но промолчали. И командармы высоких рангов, и бесстрашные комиссары, и героические комбриги, комдивы.