Сергей Михеенков - В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941–1945

Все. Вахта наша на плацдарме закончилась.

– Стояли мы под Могилевом. Перед этим наступали. Несколько дней шли и шли вперед. Бои, бои, бои… Ну и подвыбили наш батальон. Отвели во второй эшелон, на отдых. Помыться да обмундирование заштопать. Обносились. В бою ведь как: на локтях да на коленках все до дырок протираешь, ползаешь, как змея… Пополнение получили. Молодых совсем ребят, 1926 года рождения.

Наше отделение хату заняло. Устроились хорошо. Печку топим. Живем не тужим. Жителей-то немцы из деревни угнали к Витебску. Хаты поджечь не успели. Команду факельщиков местные партизаны возле речки на мосту перехватили – три мотоцикла, – всех там и положили. Факельщиков в плен не брали.

Ночами начали летать немецкие самолеты. У них тоже ночные бомбардировщики были.

Однажды утром просыпаемся от холода. Что такое? К теплу-то уже привыкли. Ребята: «Кто дверку расшихатил?» Молодых принялись бранить, они у нас все по ночам на двор бегали… Но глаза продрали, а посреди горницы – мать честная! – в полу бомба торчит стабилизатором вверх. Бо-ольшущая чушка! В потолке дыра, и небо через ту дыру светится.

Ночью прилетела, зараза. А мы и не услышали, когда ее к нам занесло.

Мы походили вокруг нее. Умылись. Молодых предупредили, чтобы бомбу не трогали. С кухни принесли котелки с горячей кашей. Сели вокруг бомбы и позавтракали.

Вскоре пришли саперы. Выкрутили взрыватели. Вытащили через окно ту бомбу. Пятисоткилограммовая. Как они ее выволакивали?

А ребята рядом спали. Она у них в ногах пол проломила. Нижний взрыватель бракованный был. Судьба.

– Первый мой бой был под Ковелем. Наши там делали прорыв. Подвели и нас. 22 июня 1944 года. Навсегда запомнил я этот день.

Перед боем старшина роты, уже бывалый солдат, имевший ранение, сказал нам: «Ребята, не бойтесь. Атака – дело обычное. Хотя, конечно, кого-то убьют». И так больно резанули мне по сердцу его слова, что даже во рту пересохло. Кого-то, говорит, убьют… Может, и меня…

Шли цепью. Немцы стреляли как-то вяло. Там снаряд упадет, там… Они по фронту установили репродукторы и вот передают: «Ну, 62-я попробовала? А теперь давай 8-я начинай!»

До нас на этом участке пыталась делать прорыв 62-я армия. В поле впереди стояли наши сгоревшие «тридцатьчетверки». Много. Немцы несколько раз повторили в репродукторы. Наша оборона молчит. Ни голоса, ни выстрела.

Прошли мы до танков и залегли.

Ротный мне: «Сходи посмотри справа, не оторвалась ли наша рота от соседней. А то беда будет». Дал мне в подчинение разведчика. А уже стемнело. Идем. Шли-шли, слышим, уже где-то рядом немецкая речь послышалась. Нас обстреляли. Но так, вслепую, не прицельно. Если бы не обстреляли, то точно бы зашли к немцам. Пошли назад. И тут наткнулись на бойцов соседней роты. Это были штрафники. Тоже готовились к атаке. Помню, окопы у них были вырыты глубокие. Вылезать из них можно было только в определенном месте. Они указали нам телефонный провод: «Держитесь провода и выйдете на свой НП».

Наша рота начала окапываться. Земля под Ковелем тяжелая. Какая-то сплошная белая глина. Некоторые ребята окопались плохо. И во время первого артналета многих из них сразу побило осколками. Так что мы сразу поняли: окапываться на передовой надо основательно. На рытье окопа ни сил, ни времени не жалей. Я вспомнил, как окопались штрафники. А ведь все они уже пороха понюхали.

Перед атакой была проведена артподготовка. Наша артиллерия била по немецкой обороне часа два. Там, казалось, все смешали с землей. На месте блиндажей и дотов торчали только торцы бревен.

Артиллеристы подкатили к моему окопу сорокапятку и начали стрелять из нее прямо через мой окоп. Как даст, так у меня аж уши режет.

Стреляли из пушек и минометов и немцы. Один их снаряд не долетел метров двух до бруствера моего окопа, разорвался, и меня засыпало глиной. Стреляли конечно же не по мне, а по сорокапятке. Вот уж действительно: «прощай, Родина».

Ротный у нас был большой любитель выпить. И наши гвардейские 100 граммов иногда зажимал, а сам напивался. В этот раз произошло именно так. Набрался хорошо. И ему уже все нипочем, дай только отличиться. Еще не закончилась артподготовка, поднял нас в атаку. Все еще лежат, комбат команды атаковать не подавал. Мы и пошли. Он, правда, тоже с нами. Идет с пистолетом, пистолет на отлете держит, как стакан… Смело идет, даже головы не гнет. Пример подает. А команда роте была такая: как только займем первую линию немецких окопов, так сразу должны обозначить себя ракетой. Чтобы наша артиллерия перенесла огонь глубже. Ракетника же нашего убило во время атаки. Добежали мы до немецкой траншеи, выбили их. Где ракета? Нет ракеты! И по проводной связи никто в батареи не сообщит, что мы в траншее. Проводную связь еще не наладили. И наша артиллерия бьет и бьет. Вот тут и начались потери. Ввалились мы в их ходы сообщения. Снаряды рвутся. Много наших полегло во время атаки, а тут еще больше народу побило. Из 80 человек в нашей автоматной роте в строю после этой атаки осталось только 13.