Сергей Михеенков - В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941–1945

Мамка-то, может, и обрадовалась бы, когда бы увидела, что я вернулся живой и здоровый. Но я вспомнил, как отец меня на фронт провожал, как в огороде учил меня штыком и прикладом действовать. Взял из подпечья ухват и повел меня на зады. Отец-то в Первую мировую с германцем воевал. Боялся, что нас, необученных, на фронт погонят. Так оно и вышло. Вспомнил я, какие он мне слова при этом говорил и какие потом, напоследок, когда нас из Юхнова повезли в запасной полк… Нет, думаю, приду, что ж я ему скажу? Вот, мол, я, тятя, винтовку бросил, товарищей, позицию врагу оставил…

А ведь и жить охота.

Замутилась моя голова.

Ушел тот минометчик. Другой боец мне и говорит: «Не слухай его, сынок. Там, в тылу, заградзаставы везде. Далеко не уйдешь, а им в руки только попади… Не ходи. Дорога там тебе не до дома, а до первой березки».

Сижу я в окопе, головой к стенке прислонился, плачу. А немец уже начал мины кидать. Хрясь да хрясь! Осколки кругом так и стригут. Народ весь сразу попрятался. Тот-то моих слез никто и не увидел.

А после – вышли. Вывел нас из окружения пожилой комиссар. У него карта была, компас. Он знал направление на выход. Сказал: «Ребята, только слушайтесь меня. Я вас выведу». И правда, вывел.

– В апреле нам выдали сапоги. До этого, уже по воде, ходили в валенках.

И вот нам дают задание взять языка. А дело было под Баскаковкой Всходского района Смоленской области.

Пошли. В группе шестеро. Шли по компасу. Чтобы не потерять ориентира и не вернуться к своим. Всю ночь проходили, нигде нам удачи не было. Промокли насквозь.

Вышли на вырубку, присели отдохнуть. Рядом деревня. В деревне немцы. А уже светало, надо было возвращаться. Возвращаться с пустыми руками, с невыполненным заданием. Один из наших, Галкин, говорит: «Да, братцы, видать, мне сегодня детонатор кусать не придется». Ему: «Да пошел ты к черту! Командир за такую разведку шею намылит». – «Намылит не намылит, а завтра в ночь опять идти». – «Это уж точно». Сидим так, тихо рассуждаем о своей горькой участи и вдруг видим: по дороге идет немец. Винтовка закинута за плечо. Идет посвистывает. Не боится. Как у себя на родине. А чего ему бояться? В деревне сильный немецкий гарнизон. Мы даже танки видели.

Мы сразу присели. Поползли к дороге, рассредоточились. Не первый раз в разведке. Зимой через нейтралку ползали, через минные поля, под пулеметами, а тут как на прогулку вышли. Лежим. Немец все ближе. Посвистывает, снег поддает. Настроение у него хорошее, видать, письмо от фрейлейн получил. Сбили мы его с ног. Винтовку он успел снять с плеча. Вырвали мы у него винтовку. В рот – кляп. Скрутили. Только с ним управились, глядим, оттуда же, из деревни, еще около взвода идет. Увидели нас, закричали, стали стрелять. У них же, у каждого унтера и сержанта и даже у более нижних чинов, бинокли.

Мы – ходу. Они погнались. Видать, хотели отбить своего. Четверо из нашей группы прикрывали отход. Мы, двое, немца волокли. Снег, помню, глубокий был, бежать тяжело. Немец тоже тяжелый, да еще упирался. Я ему тогда стволом его винтовки – в бок. Ага, понял, побежал живее. Лес голый, не вот и спрячешься от пуль. Мы бежим, слушаем, как группа прикрытия из автоматов стреляет. Два автомата, три, четыре… Все живы. Стреляют экономно, прицельно, короткими очередями. Чем глубже мы уходили в лес, тем сильнее немцы стали отставать. Вскоре совсем прекратили преследование. Последний раз ударили три раза залпом из винтовок и ушли.

Весь день бродили по лесу. Свечерело. Наконец вышли к железнодорожной станции Баскаковка. Вышли неосторожно – нас обнаружили. С вышки часовой осветил прожектором и обстрелял из пулемета. Немцу мы сразу голову нагнули. Жалко такого немца терять. Мертвого не потащишь. Мы уже мертвых таскали. Знали, что командир эскадрона тут же назад наладит. Немец и сам стал голову прятать.

Когда мы уходили от преследования, потеряли ориентир. И возвращались уже другой дорогой. Заблудились. Вот это было страшно. Ну, думаем, если тут гарнизон большой, сейчас вышлют взвод и окружат. Решили так: если станут окружать, немца придется пристрелить. Ползем, снег месим. Пули трассирующие поверху идут. Выползли. Свалились в лощинку. Станцию обошли и вышли на свою тропу, которой накануне входили. Стрельба позади прекратилась. Погони не было. Слава тебе господи!

Немца вел я. Винтовка его у меня в руках была. Когда вышли из-под обстрела и сели на снег отдохнуть, он мне по-русски и говорит: «Сержант, давай закурим». – «Давай! – говорю. – Чего ж не закурить? Только курить будем твои». – «Гут», – говорит. А когда я его обыскивал, пачку сигарет забирать не стал.