Анатолий Сульянов - Расколотое небо

— Пришел, когда два летчика уже потренировались.

— Что же он делал?

— Наблюдал со стороны.

— А когда в тренаже сбой вышел?

— Походил вокруг самолета и ушел.

Северин раздосадованно чертыхнулся.

— Надо было мне все-таки наведаться! Что ты решил?

— Сегодня все тщательно спланируем, распределим обязанности. Завтра выведем не один, а два самолета. Только вот, Юрий Михайлович, нужна команда на подъем вертолета.

— Вертолет будет. Еще что?

— Спасибо. Остальные вопросы решим сами.

— Или — сам?

— Я сказал — сами.

— Хорошо.

Васеев вынул из кармана носовой платок, вытер лицо. Хотел и не мог начать неприятный разговор о человеке, который еще вчера был для него непререкаемым авторитетом в летном деле, а сегодня так равнодушно оттолкнул его.

Несколько дней назад Брызгалин летал с Васеевым и показывал пилотаж в зоне на малой высоте. Фигуры пилотажа подполковник выполнял легко и красиво. Васеев считал его мастером высокого класса, умеющим даже в самой сложной воздушной обстановке пилотировать без ошибок, изящно и точно, не теряться в замысловатых ситуациях, когда отказывал какой-нибудь прибор или резко ухудшалась погода. «Нет, надо разобраться. Может, Брызгалин прав — тренаж в самом деле не представляет интереса? Но расчеты показывают, что он в несколько раз экономичнее, проще, чем обычные тренировки. Почему Брызгалин в последнее время словно рукой на все махнул? Доложили ему об опоздании с подготовкой самолета на разведку погоды, пожал плечами: идите, мол, к инженеру; попросили молодые летчики после полетов рассказать об особенностях перехвата, сослался на занятость. Как же так? Может, возраст сказывается? Излетался, устал? — думал Геннадий. — А, была не была, все, как есть, расскажу».

Северин выслушал Васеева, молча походил по кабинету.

— Это хорошо, что ты чувствуешь себя учеником Брызгалина. Он ведь и впрямь многому тебя научил. И не только тебя. А что с ним происходит сейчас… на этот вопрос ответить не так просто. Подумаем, разберемся… Главное для тебя сейчас — наладить тренаж, помочь молодым летчикам. Не хмурься — все будет хорошо.

Проводив Васеева, Северин снова открыл конспекты. Зазвонил телефон.

— Домой не собираешься? — Голос Горегляда был глуховатым то ли от усталости, то ли от курения.

— Пока нет. Завтра лекцию читаю перед офицерами, сижу, готовлюсь.

— Ну а я поехал. Да, как прошел тренаж?

— Сейчас зайду — не телефонный разговор.

Северин положил трубку.

Кабинет Горегляда был в самом конце длинного коридора. Степан Тарасович стоял возле графика летной подготовки. Обернувшись, спросил:

— Так что же с тренажем, Юрий Михайлович?

Северин рассказал.

— Сидел, видел, как мучился Васеев, но чтобы помочь — и пальцем не пошевелил. Мог же распорядиться о привлечении к тренажу инженеров полка.

— Узнаю себя в Васееве, — вздохнул Горегляд. — Тоже все сам пытался сделать, пока шишек не набил. Это полезно для начинающего командира. А вот Брызгалин… Будем думать, Юрий Михайлович. По поводу завтрашнего тренажа дам указания и начштаба, и инженеру. Кстати, тебе инженеры на меня не жаловались?

— Нет, а что?

— Поругал их сегодня. Знаешь, как иногда бывает: испортят людям наверху настроение, а они — нам, и пошла цепная реакция порчи нервов сверху донизу. И сколько воли нужно, чтобы ее прервать, остановить. Сегодня не смог, сорвался. А настроение — штука серьезная. Она, брат, на службу ох как влияет. Плохое настроение у человека — ему и служба в тягость. Не тот боец, когда нервы взвинчены.

— Да, — согласился Северин. — Жаль только, что не все это учитывают. А за что влетело инженерам?

— Отчеты по эксплуатации некоторых новых агрегатов не представили вовремя, а завод ждет их не дождется.

— Между прочим, не первый случай. Может, обсудить вопросы исполнительности на парткоме?

— Поздно.

— Думаю, нет. Разговор пойдет не только об этом промахе, а о стиле всей нашей работы.

— Думаешь, поможет?

— Несомненно!

— Не переоцениваешь ли ты наши заседания?

— Нет! — твердо ответил Северин. — Другое дело, что результаты не сразу видны, но это не беда. Если хорошо делать дело — это проявится. Через месяц, через год, но обязательно проявится.

— Убедил, — сказал Горегляд. — Готовь заседание парткома. Пусть Выставкин ко мне зайдет, обговорим. Может, он докладчиком будет? Материал для доклада у меня есть.

— Ну и договорились!