Анатолий Сульянов - Расколотое небо

Выступая, Юрий Михайлович изредка поглядывал в сторону Горегляда. Казалось, что полковник не имеет никакого отношения к тому, о чем говорил замполит. Глаза полузакрыты, тяжелые веки опущены, морщины на лбу выровнялись. Но вот лицо передернулось: услышал о полковых руководителях; глаза — нараспашку, густые брови сошлись к переносице. Наверное, подумал, стоило ли на открытом собрании эскадрильи говорить об упущениях руководства полка. Другое дело, если бы полковое собрание…

Горегляд и впрямь подумал об этом. И о том, что теперь выступать надо. Тут еще Мажуга рядом — с ним надо поговорить…

Первым попросил слова инженер эскадрильи Выдрин. Геннадий мельком взглянул на замполита: Северин, слегка наклонив голову, что-то писал в тетради. Лицо его, как всегда, было сосредоточенным и задумчивым. Васеев даже почувствовал себя увереннее, словно завидное спокойствие Северина передалось ему.

— Что ж получается, товарищи? — возмущенно вопрошал Выдрин. Глаза его блестели, слипшиеся темные волосы свисали на изрезанный морщинами покатый лоб. — Слушая доклад, можно подумать, что в эскадрилье ничего хорошего и нет: там недоделали, там не успели, там пушки не пристреляны! А эскадрилья летает и днем и ночью и по праву занимает первое место в полку. Имеются, конечно, у нас недостатки, но, как говорится, на солнце и то пятна есть. У кого нет недостатков? У того, кто не работает. А мы, — Выдрин взглядом поискал поддержки среди присутствующих, — мы вкалываем порой по шестнадцать часов в сутки. Наш секретарь, — он повернулся к Васееву, — не даст соврать, он с нами всю дорогу вместе. В этом году эскадрилья налетала больше, чем другие подразделения, технический состав полностью обеспечил этот налет. Только одних двигателей совместно с ТЭЧ полка сколько заменили да регламентных работ наберется изрядно.

— Почему о Мажуге ни слова? — спросил кто-то из присутствующих. — Покрываете его пьянки.

Выдрин не ожидал вопроса и какое-то время, словно загипнотизированный, смотрел в текст выступления. Когда же понял смысл вопроса, замялся, покрутил головой. Что отвечать? Разобрались, говорили, стыдили, а он опять за свое.

— Мажугой мы занимаемся, — неопределенно ответил он, выждал мгновение и с достоинством вышел из-за трибуны, но ощутил на себе взгляд замполита и тут же обернулся.

— А все-таки, товарищ Выдрин, что конкретно сделано по подготовке к учению? — спросил Северин.

В комнате наступило оживление: Выдрин растерялся. Все, что у него было припасено для собрания, он высказал. Говорить больше не о чем. Вот подзалетел так подзалетел!

— Я отвечу. — Он поперхнулся, закашлялся и, проходя между рядами, едва слышно добавил: — Отвечу попозже.

Васееву стало досадно за нелепое хвастовство Выдрина. Ему казалось, что все смотрят только на него, обвиняя его, секретаря парторганизации, в том, что первое же выступление на его первом собрании оказалось бестолковым, что во всем случившемся виноват он, Васеев.

Васеев увидел, как вскинул руку командир эскадрильи, и ему захотелось, чтобы Пургин выступил остро и задиристо, как это он часто делал в прошлом.

Пургин шел к трибуне медленно, вперевалочку. Увалень, мог бы побыстрее, подумал Васеев, глядя на комэска. Выступление пора бы начать, а он в своих листочках разбирается да на зал посматривает. Начинать же пора, чего тянуть! Комэск поначалу говорил бойко, не отрываясь от написанного заранее текста. В комнате вновь начали шушукаться, шелестеть лежащими на столах подшивками газет.

Геннадий досадливо отвернулся. И этот туда же: все хорошо, основные задачи решены. Неужели надо было собирать столько людей, чтобы лишний раз побахвалиться? Пора говорить о боевом дежурстве, об учении, о тех, по чьей вине еще есть недостатки. Ну, вроде бы дошло…

Пургин поднял голову, сложил бумажки.

— Подготовка летчиков почти завершена. В ближайшие дни выполним оставшиеся упражнения, и эскадрилья будет готова заступить на боевое дежурство.

— А молодежь?

Горегляд не сдержался, хотя обещал себе реплик не подавать. Да и попробуй сдержаться, если комэск уходит от главного: как добиться, чтобы молодежь летала не хуже опытных летчиков?!

Пургин сконфуженно мялся возле трибуны:

— С подготовкой молодежи к учению туго, товарищ полковник.

— Вы, товарищ Пургин, не мне, а партийному собранию докладывайте.

Горегляд ожег сердитым взглядом комэска и отвернулся.

Из всех выступлений Северину понравилось два — Васеева и Муромяна. Васеев говорил о более тщательном планировании подготовки каждого летчика, особенно молодежи; Муромян резко критиковал организацию работы на стоянке.