Алесь Адамович - Сыновья уходят в бой

Деревенька, куда спустились, пробившись сквозь густой кустарник, очень какая-то старая, замшелая. Тут уже есть партизаны из других отрядов. Застенчиков, который очень оживился, как только попал в деревню, куда-то убежал. Толя ходит с Бобком. Входя в хату, старик начинает издалека: Березина, рыбка («На реке и не рыбаки?»), немцы («Пароходы? Смотри ты!»). Потом:

– Пила у тебя, отец, далеко? И топор?

«Отец» (он лет на двадцать моложе Бобка, хотя и зарос по глаза) начинает прикидывать:

– Пила? Зачем вам, хлопчики? Вы же не принесете, хлопчики. Может, я сам сделаю, что надо?

– Ш-ш-ш, – будто струей воды обдает его молчавшая до этого жена.

Дядька идет в сени, вытаскивает пилу. Не очень веря, спрашивает на всякий случай:

– Принесете, хлопчики?

Выйдешь на улицу, и сразу промелькнет перед глазами грязно-серое крыло плаща Застенчикова: просто летает из двора во двор. И кажется, что все время облизывается. Проносясь мимо, сует Толе, Бобку лишний преснак, горшочек со сметаной.

– Попал в хорошее место, – говорит Бобок. Вид у него, да и у Толи – для кино. Перепоясан пилой, за спиной два топора, винтовка сползает с плеча, а руки заняты – хлеб, преснаки, горшок со сметаной…

Пробирались через сосняк к своим. Застенчиков заметил первый:

– Смотри!

Над рекой плывут низкие дождевые тучи. Но не в них тревога, гроза, радость, а в тоненькой полоске дыма, поднимающейся к тучам. Пароход!

Бобок вдруг заспешил:

– Черт, поесть надо.

Попробовал лизнуть сметаны из своего горшочка – не достал, только бульбину-нос да щетину на подбородке измазал. Потянулся губами, веселыми глазами к Толиным рукам.

– Дай из твоего.

– Да вы что, тронулись? – нервничает Застенчиков, посматривая на далекий дымок.

– Сам нализался, – говорит Бобок, – ну-ка, Толя.

Дико, и смешно, и весело: пароход, немцы, засада, а Толя и Бобок угощают друг друга сметаной, преснаками. Застенчиков из себя выходит.

Завтрак хлопцы мигом расхватали.

А дымок все на том же месте, но сделался плотнее.

– Успеют ли поставить?

– Дурак он – на твою мину лезть.

Позавтракали, а за это время и пароход стал виден. Он все тучнеет. Идет медленно, тяжело волочит за собой хвост дыма. А сзади, на воде, еще что-то.

– Из Румынии возят, – говорит Пилатов, – нефть, бензин.

Задание из Москвы, бензин из Румынии – это уже тебе не местный гарнизон. И так хорошо знать, что ты в этом, в таком участвуешь!

Пароход вдруг взревел. Громко, беззаботно. И сразу ушла беспокоившая мысль, что он может повернуть назад. Вот черный буксир уже не виден за высоким берегом, осталась лишь длинная наливная баржа, но и она ушла под берег, и только волочащийся столб дыма показывает, где пароход. И тут… Эхо широко, свободно понеслось над рекой: отдельных выстрелов не слышно – рев. Показался нос парохода-буксира, поворачивающего, уходящего к середине реки, но тут же из-за высокого берега мягко, легко вскинулся к небу дымный ком, голубоватый, с красной сердцевиной. Глухо, как от удивления, ахнула речная даль.

Столб дыма, сразу скрывший от глаз буксир, темнел, вырастал, он подпер низкие тучи и стал расползаться под ними, как под потолком.

– А ну с пилами, давай столбы! – скомандовал Пилатов.

Быстро рубили, спиливали столбы, перекручивали провода – все это весело, с почти детской злостью: «Вот вам, распутывайте теперь».

Отходили отряды с шумом. Где-то левее началась стрельба. Это ильюшенковцы немецкий гарнизон громят. Митьковцы мост взорвали. У каждого отряда – своя работа.

И болото и дорога через обгоревшие холмы не показались теперь такими трудными.

– В конюшню и коню весело бежится, – объяснил Бобок.

Отдыхали в солнечном березовом лесу. Варили мясо (захватили в гарнизоне коров). Только поднялись, посвежевшие, веселые, как появились трое конных. Ищут командование. Новость, которую они бросили на ходу, остановила людей.

– Фому убили!

– Братушку? – будто не сразу поняв, крикнул «моряк» и бросился вслед за разведчиком.

Ефимова! Трудно даже поверить: такого сильного, веселого, далекого от смерти. С ним всегда ходил Алексей…

Одного разведчика Зарубин остановил. Толя тоже побежал. Почему они дают Толе дорогу, почему смотрят так? Толя готов остановиться, не идти дальше, но они смотрят.

– Ранен, ранен. – Молокович дергает Толю за рукав. Значит, правда, значит, Алексей…

– Твой брат? – спрашивает маленький в немецком мундире разведчик. Это Волжак. Смотрит на Толю, заговорил с Толей потому, что это его брат ранен: – Живой, в спину, в плечо. А Фому всего… Глаза выкололи… Вышли хлопцы из деревни, а тут машины из-за горки. Они бежать к лесу. Два километра – не убежишь. Скоро подъедут, тихоновцы подобрали.