Алесь Адамович - Сыновья уходят в бой

«Здравствуй, мама!

Хотел не писать, пока война не кончится. Чтобы не хоронила меня два раза. Поплакала раз, успокоилась, и ладно. Но меня в ногу легко ранили, теперь я в госпитале и потому пишу. И еще встретил тут Головченю, а он про Толю знает, видел его за фронтом. Малечу даже в армию не взяли, только осенью призовут.

Про себя писать особенно нечего. Немного поутюжили нас танками и взяли, но мы не признались, что партизаны, выдали себя за мобилизованных. Я и фамилию себе другую выдумал. И хорошо, а то дошел до бургомистра Хвойницкого слух, что твой сын в лагере, специально примчался в город. Всех построили, искали, но мне повезло: лежал в тифозном бараке. Да, мама, помнишь военнопленных, которых ты в аптеке кормила? Узнали они меня и, когда я после тифа поднялся, принесли мою пайку хлеба за целый месяц. Прятали. А очень хотелось есть. Потом мы убежали, пристали к партизанам, потом влились в армию. Расскажу все, когда встретимся. Получишь от Толи письмо, пошли ему мой адрес. А может, и папа напишет. Будь здорова!

Алексей».

Какая я счастливая, мне даже страшно…

1950, 1960–1963

Александр Михайлович Адамович родился в 1927 году в деревне Конюхи Слуцкого района Минской области. Когда началась Великая Отечественная война, ему было четырнадцать лет, и он, как большинство его ровесников, закончил семь классов школы. В первые же дни войны рабочий поселок Глуша, где жил тогда с родителями Александр Адамович, был занят гитлеровцами. Началась жизнь в оккупации. Жизнь такая страшная, что вряд ли могла привидеться даже в кошмарном сне. В эти дни кончилось беззаботное, радостное детство белорусского паренька Алеся. «Новый порядок», который установили оккупанты, не оставлял места ни для любимых занятий поэзией и чтения книг, ни для ребяческих забав: жить можно было, лишь стиснув зубы, мечтая о мщении, надеясь на победу Красной Армии и скорое освобождение.

Советские люди, оставшиеся на временно оккупированной врагом территории, не хотели быть в стороне от борьбы. Вскоре мать Александра Адамовича установила связь с партизанами, стала снабжать их медикаментами. Потом получили задание партизанского командования и ее сыновья.

В начале 1943 года, когда полиция и немцы начали подозревать их в связи с партизанами, они все ушли в лес, в отряд и оставались там до соединения с передовыми частями Красной Армии, освобождавшей Белоруссию.

В отряде Александр Адамович познал жизнь и быт партизан, испытал холод и голод, участвовал в налетах на немецкие гарнизоны, в прорывах из вражеского окружения, выходил из леса, подожженного карателями, пережил смерть товарищей, павших в бою или замученных врагом.

События войны, людские судьбы глубоко запали в душу подростка. Обо всем этом он расскажет в своих произведениях. Но это будет позже, после войны, да и то не сразу. Не сразу потому, что надо было завершить образование, осмыслить увиденное и пережитое.

Александр Михайлович Адамович поступает на филологический факультет Белорусского государственного университета имени В. И. Ленина, заканчивает его, а в 1953 году защищает кандидатскую диссертацию и начинает работать в Институте литературы имени Янки Купалы АН БССР. В это время он много занимается литературоведением, выступает с критическими статьями. Его книги «Путь к мастерству» и «Культура творчества» посвящены изучению мастерства и стиля классических произведений белорусской литературы, творческого метода и художественных индивидуальностей белорусских писателей. И сегодня доктор филологических наук, профессор А. М. Адамович продолжает заниматься исследованием белорусской литературы.

Шли годы. Страна залечила раны войны. Однако память о пережитом, о погибших друзьях не давала покоя.

«После, войны, – рассказывает А. М. Адамович, – преследовал меня – в двадцатый, в тридцатый раз! – один и тот же сон.

Будто уже снова война – то ли та еще не кончилась, то ли новая – и надо идти в лес, в партизаны. Сдвоенное, как бывает во снах, ощущение: ты уже партизан (еще с тех пор), они знают, а потому надо уходить в партизаны… И не хочется, тоска в душе. А когда-то, в реальное время войны, оккупации рвался туда, как в 15, в 16 лет рвутся в легенду, которую творят взрослые, храбрые, настоящие.

А тут, в снах, такое правдивое, реальное, тоскливое чувство, убьют же обязательно на этот раз, не минет, не обойдешь, как тогда обошел, а ты ведь не успел… Не успел написать. О той, о первой твоей войне. Убьют – и вроде ничего, ничего не было: и тебя не было, и всего пережитого, и хлопцев во второй раз убьют, о которых ты должен был рассказать, а теперь не расскажешь. Они ведь там остались, а тебя послали жить – для этого.