Алесь Адамович - Война под крышами

– Думает, что мед у вас тут.

И всегда она так: говорит, говорит, а потом и сказанет!

– При чем тут мед? – возмутился сын.. Но до него уже никому нет дела. Его нарочно каким-то молокососом, выставляют: мол, еще не партизан, не дорос.

– А когда будут оружие выдавать?

От смущения горячие слезы стояли у него в глазах, но Толя мужественно выдержал взгляд Сырокваша. Энергичное лицо его, на котором странно видеть пухлые детские губы под черным мазком усиков, вспыхнуло короткой, дружелюбной, как. Толе показалось, улыбкой.

– Выдавать? У нас каждый сам себе оружие добывает.

– Заработаешь – получишь, – сказала мать, сразу ставшая непонятно безразличной. И Сырокваш, как бы уступая ее настроению, перевел разговор, обратился к Кучугуре.

– Не заработаешь, а в бою, – возразил сын, но на него даже не посмотрели.

Опять Толе придется добиваться того, что к Алексею пришло само собой.

– Не хотите, Анна Михайловна, на своих полицаев посмотреть? – спросил вдруг Сырокваш.

– Нет.

– А им хотелось бы вас увидеть. Пуговицын небось самого себя укусил бы.

– Денисов сказал гнать в лагерь, – промолвил медлительный в разговоре и резкий в движениях Кучугура и добавил: – А у хлопцев зуб на бобиков острый, того и гляди…

– Он теперь без бороды? – хитро намекнул на старое знакомство с командиром бригады Толя, но его не сочли нужным услышать.

– Сортировать уже и этих начинаем, – сказал Сырокваш. – Как вы думаете, Анна Михайловна, есть тут такие, кому можно поверить?

– Вот Леоновичи… Два сына у матери, и теперь оба…

У мамы всегда так. Как будто вина их меньшая от того, что оба в полицию поперлись. Толе была неловко за мать перед партизанами, но они даже вида не показывают, что, конечно, не согласны с нею.

Подскакал верховой: немецкий автомат, пистолет, в руке короткая плеть, а лента на папахе такая, что, вероятно, с самолета видна. Наклонился с седла к Сыроквашу, сказал простуженным басом:

– Из Березок немцы двинулись.

– Вася, веди всех на Зубаревку, – деловито сказал Сырокваш. – Я пойду им навстречу.

Забегали возле землянок женщины, с детьми и узлами потянулись к лесу. Повели полицаев. Как-то непривычно видеть Алексея с винтовкой. Бредет следом за полицейскими, и, наверное, ему не хочется встречаться глазами с ком-либо из них. Со спины даже в своей поддевке с таким домашним желтым воротником он уже ничем не отличается от других партизан. Все дело в винтовке. Будет винтовка у Толи, и его не отличить от любого партизана. Он оглядел себя: зимнее пальто – коротковато, шилось, когда Толя еще в шестом классе был. Ну ничего, сойдет за поддевку.

Следом за пленными полицаями тронулся и обоз. В деревне осталось человек тридцать партизан. Они пойдут навстречу немцам.

Когда проезжали мимо последней землянки, увидели, что Алексей и Коваленок, придерживая винтовки, бегут назад в деревню.

По лицам видно, что отпросились из охраны, что и они пойдут навстречу немцам.

Алексей пробежал мимо брата и матери откровенно взволнованный, взглянул на них радостно.

– Готовьте нам обедик, Анна Михайловна! – крикнул Разванюша.

– Возвращайтесь, – срывающимся голосом пожелала мать.

А издали уже вламываются гулкие и какие-то двойные звуки. Будто доски кто сбрасывает: ударяется доска одним концом, потом звучно хлопает всей плоскостью.

Выехали из деревни. Впереди все та же политая льдом голубоватая дорога, извивающаяся среди черных обесснеженных полей.

Мама молчит. Хотя она рядом, но Толя знает, что вся она теперь там – с Алексеем. А когда Толя пойдет, она будет и с ним.

Пылающая ледяная дорога уходит в далекий лес – в незнаемую, таинственную партизанскую жизнь.

1955 – 1959

– Вольф, где твоя губная гармошка? Еще разок эту русскую… «До свидания милый скажет, и на сердце камень ляжет»…

– У этой Ковалевой прекрасный грудной голос.

– О, у настоящих певиц всегда хороший бюст. Говорят, она немка. В России много немцев, на Волге где-то… У них там всегда голод.

– Волга, Волга, мать родная…

– Через шесть недель мы будем на Волге.

– Это на Кавказе? Успеть бы побриться перед Москвой. Когда мы въезжали в Париж… Свинья, знай, куда сморкаешься!

– Сам ты свинья, с такой мордой в Москву захотел.

– Побереги свою злость для Америки.

– За Москвой Сибирь, брр, холодище!

– Ну, Сибирь мы подсунем желтомордым япошкам. Фюрер им охотно подарит. Индия – другое дело. Сила Англии в Индии, сказал кто-то.