Двое незнакомцев подбежали к Рыбкину и Аникееву. Один сразу же скинул из-за плеча сумку, начал доставать бинты и споро бинтовать капитана, одновременно осматривая его.
— Норма, оклемается, — коротко бросил он.
Второй присел рядом с Петькой. Мужик как мужик, в хорошем камуфляже, в добротной снаряге. В руках сжимает безотказный АКМ. В ухе — наушник от радиостанции, на шее прилеплен выносной микрофон. Широкоскулое рязанское лицо и глаза — холодные, серые, стальные. Он с усмешкой посмотрел на старшего сержанта.
Одна часть Петькиного сознания удивленно охнула «Это же-е-е..» Вторая часть, жадно хватая воздух, спросила:
— Вы кто такие? С каких гор спустились?
Мужик, по всей видимости, командир коротко хохотнул:
— С Солнечных, сержант, ходим тут, семечки раздаем!
Петька ошалело помотал головой.
— Какие, на хрен семечки-и-и!
— Подсолнечные, — продолжал смеяться командир неизвестного подразделения, — ты то как? Сержантик? Что тут делаешь, неужто нравится по горам да лесам мотаться в поисках незаконных формирований?
— Нравится, — буркнул Петька, — я даже после срочки на контракт остался!
Вторая часть сознания Аникеева возмущенно охнула «Кидалово-о-о-о-о!»
— Ну, сам захотел, — сказал неизвестный.
В мозгу Аникеева что-то зазвенело и кто-то голосом очень знакомым произнес:
«Кредит оплачен, претензий нет!»
Вечером после службы от нечего делать отправился побродить по Невскому проспекту.
Обычный субботний Питерский вечер. Угу, вроде бы обычный, да получилось как-то не совсем обычно. Бродить и пялиться на праздный люд надоело достаточно быстро, захотелось кофе. Не простого растворимого, как продается в киосках при метро, а чего-нибудь настоящего, крепко сваренного. Выбрал по запаху более-менее приличную кофейню, зашел, осмотрелся. Ну что же, вполне прилично: гламурный такой полумрак, маленькие столики с уютными лампами, мужичок какой-то на рояле бренчит. Цивильная публика за столиками неспешно беседует. Ко мне, спотыкаясь, бежит культурненький мальчик-официантик. Понимаю задним своим недалеким умом, что денег мне как раз на чашку кофе и пирожное хватит, однако гордо топорщусь, прохожу за официантом к столику, вальяжно усаживаюсь и глубокомысленно начинаю изучать меню, одновременно делая вид, что денег у меня неприлично много, а тот шикарный «Лексус», что припарковался рядышком с кафе на парковочной стоянке с надписью «VIP», дожидается именно меня. Через проход от меня сидят какие-то деловые парни в модных строгих костюмчиках, ведут какую-то неспешную деловую беседу.
Официант назойливо крутится возле меня. Наконец, пальцем показываю пункт меню и прошу пепельницу. Меня заверяют, что кофе сейчас будет сварено, на стол бухают хрустальное безобразие весом чуть ли не с добрый килограмм. Монументальнейшая, однако, пепельница!
Однако, только я прикурил, официант с бешенной скоростью подскакивает, хватает пепельницу. совершенно еще пустую, и меняет её на другую, при этом весьма больно наступает мне на ногу, неловко разворачивается и хрустальной пепельницей заезжает мне в ухо. Я тогда и не сообразил, что эту сцену наблюдали многие. У меня просто проснулся какой-то непонятный самому рефлекс.
— Мля, урод, тебе что, ручонки выдернуть? — негромко, как мне казалось, произнес я.
— Аа-а-а, это, извините, чем я могу-у-у, — заблеял молодой и видно неопытный официантишка.
— Кофе неси, ч-ч-чудовище-е, — чуть ли не заорал я.
Услышав столь нелестное обращение официант сорвался на кухню. Серьезные мужики, сидевшие неподалеку от меня, встрепенулись, и вдруг один из них резко подскочил с места подбежал до меня и как зомби выпалил:
— Да, да щас, щас принесу!
Что-то до боли знакомое промелькнуло у меня в мозгу и я на автомате выпалил:
— Смотри не перевари, уродец!
Солидный, лет тридцати, мужик стоял и открывши рот смотрел на меня, а я во все глаза пялился на него.
— Скаме-е-е-ейкин, чудовище, ты что ли?
— Аа-а-а, командир! — заорал мужик и кинулся обниматься.
Мы с ним расстались в августе девяносто пятого года, тогда я валялся в Ростовском госпитале и Скамейкин, уже дембель, прорвался ко мне с рюкзаком каких-то консервов и двумя бутылками «Ростовского» шампанского. Времени у него было всего-ничего, до поезда на Дальний Восток оставалось каких-то два часа. Посидели с ним в госпитальном скверике, повспоминали былое, и пропал мой нештатный «вестовой» на двенадцать лет.
Читать дальше