Овидий Горчаков - Вызываем огонь на себя

Сидя в своем кабинете, СС-гауптштурмфюрер Вернер предавался, нервно куря, мрачным размышлениям. Он давно догадывался, что на авиабазе действует подпольная диверсионная организация, но все его попытки раскрыть ее — слежка, вербовка информаторов, почти ежедневные и еженощные обыски в поселке, частые аресты по малейшему подозрению — ни к чему не приводили. Долгое время он поддерживал версию, по которой ответственность за таинственные взрывы ложилась на авиазаводы. Комиссия из Смоленска уже подписала такой акт. Взрывы вагонов с авиамоторами можно было свалить на партизан, заложивших мины где-то вне Сещи по пути следования вагонов, но последние взрывы мин в самолетах и в поселке бросали тень на его, Вернера, работу. Он не мог скрыть от начальства СД факты саботажа на базе, и это отрицательно сказывалось на его карьере. Дюда? Ха! Не видать этому ослу генеральских лампасов, как своих заросших седым мохом ушей! Арвайлер и доктор Фишер давно стали майорами. Грюневальд — полковником, а он, офицер СС, оставался чуть не два года в прежнем звании и только благодаря берлинским связям выклянчил звание капитана СС, удержался на месте. А вот дубровский комендант, хотя он и арестовал сотню злоумышленников, угодил в штрафной батальон. И его, Вернера, могут в два счета отправить на фронт, в танковый корпус СС, в танковую дивизию «Адольф Гитлер», «Дас Райх» или «Мертвая голова», которые с начала Курской битвы понесли страшные потери… В марте ему удалось свалить весь саботаж на базе на разоблаченную и ликвидированную «террористическую группу Поварова», но теперь, когда магнитные мины стали в Сеще игрушками в руках детей, над всей карьерой Вернера нависла угроза.

Или крушение карьеры и отправка на фронт, или разоблачение диверсантов, действующих на базе. Победа или смерть — третьего не дано. Вернер с силой нажал кнопку звонка, вызвал адъютанта, рявкнул:

— Соберите офицеров СД, ГФП и полиции па совещание в восемнадцать ноль-ноль!

Холодная испарина выступила у него на лбу. Он в изнеможении откинулся в кресле. Проклятый аэродром! Проклятая авиабаза! Сколько было предпринято грандиозных карательных экспедиций, сколько прочесов всех населенных пунктов в «мертвой зоне», сколько обысков и арестов, сколько отправлено подозрительных в Рославль и Смоленск, сколько тысяч расстреляно и повешено русских в Сеще, в трех волостях базы и на всем пути от Сещи до лесов! А мины рвутся на улицах поселка! Все зря, все напрасно! И густая сеть информаторов во всех деревнях, и шпионы, засланные к партизанам и подпольщикам, и агенты, завербованные среди рабочих всех рот на авиабазе, во всех подразделениях инженеров и техников и даже в эскадрильях. Всё зря. Он, Вернер, всегда был прав — всех, всех славян, всех иностранцев надо физически уничтожать! Кусая губы, Вернер стал припоминать асов, сбитых партизанскими минами: обер-лейтенант Вутка и капитан Шмидт, кавалеры Рыцарского креста из полка любимца фюрера, первейшего аса люфтваффе Ганса-Ульриха Руделя, командир эскадры подполковник Вальтер Левес-Лицман, внук прославленного генерала Лицмана, в честь которого фюрер переименовал город Лодзь в Лицманштадт. Нет, Геринг не простит ему, Вернеру, такие потери…

Вернер давно уже боялся за свою собственную жизнь. Мины мерещились ему всюду — в кабинете, на квартире, в бомбоубежище. Уж скорее бы русские взяли обратно этот треклятый, околдованный аэродром! Тогда и концы в воду…

После совещания Вернер ужинал у полковника Дюды. Их обслуживал буфетчик Финке. Поздно вечером Финке рассказал Венделину о подслушанном разговоре.

За ужином Вернер много пил и не пьянел. Дюда и Вернер обменивались вежливыми колкостями.

— Вы не в духе, гауптштурмфюрер? — спросил Дюда. — Понимаю, понимаю! Служебные неприятности. У кого их нет в это тяжкое время! Да, эти мины — скверная штука. А вы, между прочим, обещали мне еще в сорок первом создать мертвую зону вокруг авиабазы…

— В этом мне помешали только вы, — ответил Вернер. — Чтобы сделать базу неприступной, я должен был истребить всех русских в ее зоне. И я не остановился бы перед этим. Но ведь вам, герр оберст, нужна даровая рабочая сила, нужна житница.

— Разумеется, — со вздохом произнес полковник Дюда, поднося к губам бокал с рейнским вином «Либфраумильх». — Да, у каждого из нас свои трудности и своя ответственность…

— Не говорите мне об ответственности, господин полковник! Мы с вами в одной лодке, как после «Варфоломеевской ночи» в Сергеевне. Не советую вам взваливать всю ответственность на меня — я слишком много знаю!