Лео Кесслер - Прорыв из Сталинграда

— Верно, верно! — воскликнул Крадущийся Иисусик, вкладывая в свой голос несуществующий энтузиазм.

Фон Доденбург нахмурился. Он догадывался, к чему клонит Стервятник. И ему это не нравилось. Однако он решил до поры до времени ничего не говорить по этому поводу.

— Итак, господа офицеры, — проговорил Гейер, — сейчас я говорю об этом вам, а затем вы должны передать это бойцам, находящимся в вашем подчинении. Может наступить момент, когда «Вотану» придется пойти на крайние меры и предпринять самые отчаянные действия для того, чтобы выжить и спастись. Вы можете быть уверены, что этот момент наступит весьма скоро. Просто для того, чтобы продолжать существовать в котле, Шестая армия должна ежедневно получать пятьсот тонн грузов, в которые входят боеприпасы, продовольствие и другие абсолютно необходимые вещи. А вы знаете, какой объем этих грузов мы получили сегодня? — Стервятник ответил на свой собственный вопрос: — Всего лишь пятьдесят тонн. В этот объем вошли и три коробки презервативов.

Офицеры невольно расхохотались, а штандартенфюрер презрительно бросил своим скрипучим голосом:

— Интересно, на что в этой связи рассчитывает высшее командование? На то, что мы затрахаем русских до смерти?

Офицеры «Вотана» рассмеялись еще громче. Но на фон Доденбурга это никак не подействовало. Он очень давно знал Стервятника. И прекрасно знал, что Гейер просто пытается создать среди офицеров соответствующее настроение — то, которое позволит ему эффективнее всего добиться собственных целей.

— Надо ли мне продолжать? — спросил Стервятник. — Очевидно, что при таком снабжении мы не продержимся в котле и недели. Среди наших доблестных славных союзников-итальянцев из-за этого уже замечены случаи каннибализма. Мораль людей, сражающихся в наших собственных рядах, также дала весьма глубокую трещину. Были отмечены случаи, когда генералы — да-да, господа, генералы — пытались за взятки попасть в самолеты, на которых раненых перевозили в тыл, в расположение группировки под командованием фельдмаршала Эриха фон Манштейна.

Офицеры возмущенно переглянулись.

— Да, все это, к сожалению, правда. Моральное разложение происходит очень быстро. — Стервятник вытянул в сторону офицеров указательный палец, ноготь на котором был, как всегда, очень тщательно подстрижен и наманикюрен. Даже в чудовищных условиях Сталинградского фронта штандартенфюрер умудрялся полностью соответствовать привычным для него стандартам внешней элегантности. — Но я хочу заверить вас, господа офицеры — даже в этих условиях «Вотан» не пойдет ко дну вместе с остальными. Нет, господа, ни за что!

При этих уверенных словах Стервятника на лицах его слушателей промелькнула слабая улыбка. Никто из офицеров батальона не питал особой любви к штандартенфюреру Гейеру. Все они хорошо знали, что тот являлся половым извращенцем, не верил в святое дело национал-социализма, да и сам «Вотан» ценил не слишком-то высоко. Все прекрасно понимали, что единственное, в чем был кровно заинтересован Стервятник, — это его собственное продвижение по службе. У всех в памяти отложились заявления штандартенфюрера, которые он делал с завидной периодичностью: «Как только я получу генеральские звезды на погоны и стану, как и мой отец, генералом, я сразу же переберусь в Берлин и займу какую-нибудь уютную должность в тылу — и с этого момента ни одна дополнительная морщина не появится на моем благородном лбу из-за каких-либо лишних забот». Но при этом все офицеры «Вотана» отлично знали, что, если только штандартенфюрер Гейер задумывал что-то, он обычно всегда добивался этого.

— Итак, сейчас мы должны выработать план — план действий на случай наступления экстренных обстоятельств, — заключил Стервятник.

Стоявший рядом с ним Крадущийся Иисусик с готовностью кивнул и машинально потер руки, точно они были грязными и нуждались в умывании — как, возможно, и было на самом деле.

Смотревший на него фон Доденбург подумал: «Ну да, этот чертов лизоблюд готов пойти на все, лишь бы только вырваться отсюда». Всем было хорошо известно, что Крадущийся Иисусик — завзятый трус. При любой возможности он всегда ловко уклонялся от необходимости принимать непосредственное участие в боевых действиях и вообще появляться на линии фронта, где было по-настоящему опасно. «У меня чересчур много бумажной работы в штабе, — обычно объяснял он при этом. — Мне так хотелось бы оказаться в гуще боя вместе со всеми остальными бойцами! Я постоянно мечтаю об этом. Но от штабной работы никуда не деться. Кто-то ведь должен выполнять ее, не так ли?»