Лео Кесслер - Прорыв из Сталинграда

Фон Доденбург улыбнулся, а Шульце прорычал:

— Бьюсь об заклад, этот парень питается на завтрак одними бритвенными лезвиями.

Маленький лейтенант посмотрел на здоровяка Шульце снизу вверх и очень серьезным голосом произнес:

— И, пожалуйста, постарайтесь обойтись здесь без всякого этого вашего эсэсовского героизма. Лично я очень хочу дожить хотя бы до конца этой недели. Мы еще увидимся. — Он приложил правую руку к женскому шарфу, обмотанному вокруг своей головы, и спрыгнул в щель, точно мышка, юркающая в свою нору при первых признаках приближения кота.

Через несколько минут бронетранспортер фон Доденбурга осторожно въехал в полуразрушенную деревню. Она представляла собой обычное скопление старых изб, сгрудившихся вокруг облупленного Дворца культуры, стены которого украшали выцветшие росписи, изображавшие счастливую жизнь советских колхозников. Неподалеку находилась старая, пришедшая в упадок православная церковь. Весь немецкий гарнизон этой деревни состоял из нескольких старых солдат вермахта, вооруженных трофейными французскими винтовками, и пары юнцов, которым на вид было чуть больше семнадцати. Взглянув на них, Матц презрительно проронил: «Да это же дерьмо, а не солдаты! Стоит только хорошенько перднуть в их сторону, и они все повалятся!»

Шульце кивнул, и их машина направилась в сторону Дворца культуры.

— Если русские перейдут в наступление, все эти солдатики немедленно драпанут отсюда. И если это все, что осталось здесь у вермахта, то наши дела очень плохи, Матц.

— Согласен с тобой, Шульце, — со вздохом промолвил роттенфюрер.

Вполуха прислушавшийся к ним фон Доденбург не мог не признать то, что это чистая правда. Судьба немецких войск, запертых в Сталинградском котле, действительно была предрешена, и конец приближался неумолимо.

Наступила ночь. Бойцы «Вотана» уже успели высушить свою одежду и отогреться. Они поужинали, и теперь большая их часть спала на соломе, расстеленной на полу Дворца культуры. Однако фон Доденбург не мог заставить себя отдыхать. Его голова была переполнена ужасными мыслями о том, что случилось по вине Стервятника с несчастными «фронтовыми подстилками». Все это клокотало и требовало излияния, и Куно знал, что только сейчас можно поднять этот вопрос в разговоре со штандартенфюрером Гейером. Завтра они столкнутся с наступающими русскими частями, и тогда будет уже поздно говорить об этом.

Фон Доденбург побрился — впервые за последнюю неделю. Почистив форму — настолько, насколько это вообще было возможно в условиях, в которых он находился, — он вышел из Дворца культуры на обжигающий холод. Звезды ярко сияли на небосклоне.

Штаб Стервятника располагался в одной из изб рядом с церковью. Фон Доденбург подошел к дому и сказал стоявшему у дверей часовому:

— Можешь пойти и погреться на пять минут. Под мою ответственность.

Штурмбаннфюрер не желал, чтобы кто-то услышал то, что он собирался сказать сейчас Стервятнику.

Удивленный этой неожиданной поблажкой, часовой поспешил в ближайшую теплую избу. Он весь замерз, и его не требовалось уговаривать дважды.

Коротко постучав, фон Доденбург дернул дверь и вошел в штабную избу.

В избе, помимо Стервятника, находился Крадущийся Иисусик, что-то говоривший своему патрону. Гейер слушал его со скучающим видом, точно ему было совсем неинтересно то, что сообщал ему адъютант.

Отдав им обоим честь, фон Доденбург посмотрел на Крадущегося Иисусика и произнес:

— Гауптштурмфюрер, я хочу, чтобы вы стали свидетелем того, что я сейчас скажу.

У Крадущегося Иисусика от удивления отвисла челюсть.

— Свидетелем… свидетелем чего? — пробормотал он. А Стервятник уставился на фон Доденбурга с таким видом, точно увидел его впервые в жизни.

Не глядя на адъютанта, фон Доденбург бросил прямо в лицо своему командиру:

— Хочу проинформировать вас, господин штандартенфюрер, что, как только мы выберемся к своим, я собираюсь предъявить вам ряд обвинений.

Гейер воспринял эту новость с удивительным спокойствием.

— Понятно, — тихо проговорил он, — и каковы же будут эти обвинения?

— Обвинение первое, господин штандартенфюрер: дезертирство перед лицом противника. Вы отдали приказ нашему подразделению отойти, не получив на этой санкции от вышестоящего начальства.

На Стервятника это не произвело никакого видимого впечатления.

— Полагаю, фон Доденбург, вам отлично известно, почему я так поступил. Я уже излагал вам свои доводы. Что еще?