Лео Кесслер - Прорыв из Сталинграда

— Слушаюсь, господин штурмбаннфюрер!

Фон Доденбург повернулся к притихшим дезертирам.

— Вы все видели, что случилось с вашим предводителем, — внушительно проговорил он. — То же самое может случиться и с вами. С каждым из вас. — Он повысил голос: — Ваша судьба зависит теперь от вас самих. Вы будете сражаться или нет?

Некоторые кивнули. Другие неохотно пробормотали: «Да, да». Но фон Доденбург ясно видел, что прежде всего все эти люди насмерть перепуганы. Испытывая страх, они, конечно, будут какое-то время сражаться. Но потом, скорее всего, снова попытаются дезертировать — как только представится подходящая возможность.

— Хорошо, — кивнул он, — тогда приведите в порядок форму и снаряжение. Вы получите оружие, которое мы возьмем у пленных русских. — Фон Доденбург повернулся к Клешне: — Поручаю тебе заняться всем этим.

Затем Куно фон Доденбург приблизился к Шульце и посмотрел, как тот занимается похоронами расстрелянного Ханно фон Эйнема. Замерзшая земля была твердой, как камень, поэтому Шульце просто положил Ханно на землю и принялся забрасывать его труп снегом. Это и должно было послужить тому могилой. Весной, когда снег растает, кто-нибудь обнаружит здесь его голые кости. И это будет все, что останется от Ханно фон Эйнема. Бродячие псы обглодают останки этого человека — последнего представителя рода, члены которого служили Пруссии и Германии на протяжении более чем трех столетий.

Мысль об этом напомнила самому фон Доденбургу, что он должен успеть переделать кучу других дел, если только не желает, чтобы и его собственные кости остались лежать в этой заброшенной деревушке, о которой он не знал ничего — даже ее названия. Офицер направился к зданию церкви, охраняемое теперь вооруженными трофейным оружием дезертирами, рядом с которыми стояли бойцы «Вотана». Внутри находились пленные женщины из полка «Мертвая голова».

— Как они там? Хорошо себя ведут? — спросил Куно Матца, которому было поручено следить за пленницами.

— Да, господин штурмбаннфюрер, хорошо, — ответил Матц и со вздохом добавил: — Вы только представьте себе, господин штурмбаннфюрер, как это глупо — использовать женщин подобным бездарным образом, держа их взаперти.

— Ну-ну, Матц, — усмехнулся фон Доденбург. После того, как публичная казнь Ханно фон Эйнема, которой он внутренне страшился, все-таки состоялась, к нему вернулось хорошее настроение. — Не следует хныкать по этому поводу. Стоит тебе только войти к ним, и они съедят тебя живьем.

Фон Доденбург распахнул двери и встал в проеме. На него тут же пахнуло смесью махорочной вони, чеснока и пота. Матц тут же встал позади командира, сжимая в руках автомат. Он хотел исключить любую неожиданность.

Большинство женщин просто лежали без движения на полу церкви. На их широких крестьянских лицах была написана апатия и чувство покорности судьбе. Некоторые курили самокрутки, свернутые из кусков газеты. Несколько из них, раздевшись до пояса, искали вшей во швах своих гимнастерок.

— Возможно, вы действительно правы, господин штурмбаннфюрер, — проронил Матц, косясь на могучих, как на подбор, дам с огромными грудями и мощными мускулистыми руками, — здесь мне будет и в самом деле безопаснее.

Фон Доденбург хмыкнул и спросил роттенфюрера:

— А где же их полковник?

— Мы посадили ее в крипту. Не хотели, чтобы она будоражила остальных. Без нее тут гораздо спокойнее…

В эту секунду Матц вдруг увидел, как одна из женщин, искавшая вшей в своей гимнастерке, задрала свою юбку, обнаружив при этом отсутствие трусов, и принялась яростно чесать лобок. Глаза одноногого ветерана полезли на лоб.

— О, мой Бог, — тихо пробормотал он, — да у нее полно вшей не только в гимнастерке, но и тут! Господи!

Расстегнув кобуру — на всякий случай — фон Доденбург проследовал сквозь толпу притихших пленниц и, повернув заржавленный ключ, вошел в крипту, в которой совсем недавно томился сам.

Полковник Кирова сидела на куче грязной соломы, прислонившись спиной к стене, мокрой от потеков воды. При виде фон Доденбурга она подняла голову и посмотрела на него. Но на ее прекрасном лице ничего не отразилось.

Куно приложил руку к околышу фуражки:

— Полковник…

Кирова промолчала. Разве что появилось чуть больше твердости в ее замечательных зеленых глазах.

— У меня есть для вас предложение, — сказал фон Доденбург.

— А вот мне вам сказать нечего, — невыразительным голосом проронила она.