Андрей Семёнов - Пятая рота

КАМАЗ, меж тем, переехал Мост, въехал в Хайратон и, проехав немного, оставил слева от себя Тяжбат — геройский автомобильный батальон, чьи песочного цвета МАЗы, обвешанные на дверцах бронежилетами, колесили по всему Афгану: Кабул, Кундуз, Файзабад, Герат, Газни, Кандагар. Вскоре КАМАЗ остановился. Маленький прапорщик выпрыгнул из кабины и подошел к кузову.

— Значит так, бойцы! Ночевать здесь будете.

— Товарищ прапорщик, это уже полк?

Я подосадовал: чем мы будем лучше тех погранцов, если будем служить в полукилометре от Моста? В сущности — охранять тот же Мост, только с другой стороны.

— Это уже волк, — успокоил нас прапорщик, — до полка отсюда еще километров сто пилить.

— А почему же мы не пилим?

Прапорщик усмехнулся:

— Потому, что сейчас стемнеет, а к утру до полка только колеса доедут. Это Афган. Располагайтесь в кузове. Утром поедем. До завтрака будем в полку.

Прапорщик ушел и скоро, действительно, стемнело. Как я убедился, в Афгане вообще существует только два времени суток — день и ночь. Ни утра, ни вечера. Это у нас, в Средней Полосе России, долгие рассветы и закаты со сменой красок неба: сначала оно темное, потом начинает светлеть, потом становится алым на востоке, алый сменяется белесым, белесый голубым, голубой — синим. Вечером — та же картина с точностью до наоборот. Поэтому, влюбленным очень удобно наблюдать все эти рассветы-закаты. Неторопливо заходящее вдоль горизонта солнце, меняя цвета на небе, настраивает на поэтический лад и рождает светлые чувства. Особенно повезло с рассветами жителям Череповца, Воркуты и Салехарда. В Афгане ничего этого нет. Солнце встает и садится почти вертикально и весь день висит у тебя над головой, не давая тебе отбросить тень на землю. Из-за этого смена суток происходит почти моментально: ночь, ночь, ночь — десять минут — и день. Или день, день, день — хлоп! — кромешная темнота, ночь. Будто кто лампочку включает-выключает. К этому можно приспособиться, но нельзя привыкнуть.

Наступила ночь, а мы сидели в кузове под тентом, не зная чем себя занять. Спать не хотелось. Какой дурак укладывается спать в шесть вечера? Справа от меня, так же как и я, боясь испачкаться, сидели Щербаничи, напротив — разведчики.

— Ну, что, разведка, — предложил я им, — разведаем обстановку?

— И в самом деле: что это мы как дураки тут сидим? — согласились они.

— А если ругаться будут? — спросил осторожный Щербанич-младший.

— Скажем, что на оправку. Не в кузове же ссать, — успокоил его старший брат.

Переступая через чьи-то ноги мы двинулся к заднему борту. Я спрыгнул и вляпался во что-то мягкое. Переступил ногами — и снова вляпался. Я глянул под ноги. Хорошо, что в Советской Армии выдают парадные ботинки, а не парадные туфли: ноги мои по щиколотку утонули в пыли.

Ох уж эта мне афганская пыль!

Мельчайшая, мельче муки самого высокого помола, она неистребима и всепроникающа. Она поднимается за движущимся БТРом или КАМАЗом на несколько десятков метров и медленно, лениво оседает обратно, часами зависая в воздухе. О том, что приближается транспортное средство можно догадаться за несколько километров по пыльному столбу. Еще невидно, что это: БТР, БМП или грузовик, но отчетливо виден пыльный хвост, уходящий ввысь. Длинный, как у кометы. После «афганца» — шквалистого ветра пустыни, сильного настолько, что сбивает вас с ног, вовсе нередкого в этих местах, — как бы вы не конопатили палатку, землянку или модуль, в котором живете, можете быть уверены, что через час эта пыль, пробившись через все затычки и уплотнения ляжет ровным слоем в два пальца толщиной на подушки, одеяла, табуреты. На всех предметах будет лежать невесомая, неистребимая, серо-коричневая афганская пыль. Когда колонна, выезжая на боевые действия, свернет с бетонки на грунтовую, все экипажи, кроме головного, вволю надышатся этой пылью, которая полетит прямо в лицо из под колес впереди идущих. Лицо, руки, уши, волосы — все будет забито ей до полной неузнаваемости. И никогда ни на одном привале не удастся вам полностью отмыть эту въедливую пыль. Во-первых, она проникнет вам в мельчайшие поры, а во-вторых, воды у вас не пруд пруди и вся она в экипаже считана и учтена: сколько выпить, сколько умыться, сколько в радиатор. Лишней воды у вас не будет никогда! До полка, до бани. Только вернувшись в полк, можно будет, встав под горячую струю душа, попытаться привести себя в человеческий вид. Только в полку будет в достатке воды, в которую правда никогда не пожалеют на водокачке положить невероятное количество хлорки.