— Куда — туда? — уточнили милиционеры.
— В Армию! — я глянул на них мутными глазами как на полных недоумков. Куда же еще может направляться пьяный юноша среди бела дня?
— А-а. Ну, иди, — согласились хмелеуборщики, — счастливой службы.
Очнулся я в вытрезвителе, связанный в положении «ласточка», вероятно из-за буйности характера, проявленной при задержании и водворении.
Вывихнутые руки, привязанные к согнутым ногам за спиной, дерматин кушетки, уткнувшейся в лицо, сопли, пузырящиеся из ноздрей и мои истошные вопли:
— Козлы! Дайте, хоть в армию от вас уйти от педерастов!
Сделав скидку на мою молодость и узость кругозора, в вытрезвителе меня даже не били. В шесть часов утра пришел гражданин начальник, а в семь часов меня чуть не с оркестром проводили в сторону сборного пункта. Предложение довести меня до места на красивом сереньком фургоне с мигалкой и красным крестом на боках я из гордости отверг. К радости моей и удивлению, в кармане брюк лежала никем не ошмоненная трешка! Хватит и на выпить, и на закусить. В восемь ноль-ноль я, почти трезвый, колотил в железные, с красными звездами, ворота сборного пункта. Слева от ворот была сторожка, дверь которой раскрылась и на порожке возник прапорщик. Его лицо показалось мне смутно-знакомым.
— Тебе чего? — спросил он меня.
— Мне — в Армию! — стараясь держаться прямо, заявил я.
— А-а, это ты? — прапорщик, вероятно, узнал меня, — заходи.
Кому неприятна популярность? Смотри-ка: еще и недели в Армии не служу, а меня уже прапорщики в лицо помнят! Так и до генералов я скоро доберусь.
— Товарищ прапорщик, — я сунул ему под нос повестку, когда мы прошли в сторожку, — вот тут ясно написано: «команда N18»…
— А ты не помнишь что вчера вытворял? — как-то грустно переспросил прапорщик.
Я не помнил, будучи уверен, что милиционеры забрали меня прямо от кабака. Плохо я думал о милиции и хорошо — о Советской Армии! Прапорщик мне тут же и подъяснил, что вчера, около пятнадцати ноль-ноль, я в невменяемом состоянии колотил в эти самые железные ворота со звёздами и кричал: «Педерасты, пустите в Армию», тогда как нормальные, в меру выпившие призывники, проходили на сборный пункт чуть левее: через ворота сторожки в сопровождении родителей. И, даже попав внутрь, когда меня под локотки втащили за ворота, я не успокоился и продолжал барахтать ногами. Я ходил из строя в строй, в поисках «своих», заверил всех родителей, которые провожали своих детей, в том, что «мы вернемся с победой», выпил с каждой семьей, которая ставила в строй рекрута, облобызал всю родню, стоящую около плаца, сыграл на всех гитарах в округе и куда я пропал после этого, не знает даже главный военный прокурор.
Срамота! Стыд и срам. Даже в армию уйти по-человечески — и то, у меня не получилось. Жизнь — жестянка! С первой попытки — завернули, со второй попытки — я сам себя завернул, с третьей… Вот только бы хоть она оказалась удачной.
— Товарищ прапорщик, — обратился я к привратнику, а что это за команда была: N18?
— Венгрия, — лениво пояснил прапор, — зенитно-ракетные войска.
— А у меня теперь какая?
— Команда 20-А. Сухопутные войска. Послезавтра — в это же время. Вопросы?
— Какие вопросы? — это я уже спросил у закрывшихся дверей.
Я вернулся от воспоминаний к реальной жизни, зашел в модуль и достал из вещмешка тетрадь с вложенными в нее конвертами. Мне предстояло создать новый шедевр вранья, чтобы успокоить матушку и всю родню заодно. Я сел в Ленкомнате и написал заранее приготовленную фразу:
Здравствуй, мама.
Всё. Дело встало. О чем писать дальше, я не знал.
Дела у меня идут хорошо, служба тоже идет нормально.
Глубокие мысли, но надо переходить к главному и успокоить родительницу. Перед самой отправкой из учебки, темной ночью, когда все патрули спят в комендатуре, я сорвался в самоволку и с переговорного пункта позвонил домой. Телефона дома у меня никогда не было, поэтому в бланке заказа я указал деревню. Трубку взял дед и в короткой трехминутной беседе я его клятвенно заверил, что распределился никак не в Афган, а куда — военная тайна и напишу об этом с нового места службы, если командир разрешит. Венгрия и Чехословакия отпадали. Монголия была чуть лучше, но врать, так врать. Красиво и с размахом.
По распределению я попал в Индию. Младшим военным советником при посольстве. Буду служить на радиостанции, которую изучал в учебке. Служба у меня теперь в штатской одежде, под кондиционером. За окнами джунгли, в которых прыгают обезьяны и бабуины.
Читать дальше