Андрей Грешнов - Дух, брат мой

Полу-мирная жизнь налаживалась. В город на несколько часов в день подавали электроэнергию. Столичные гостиницы наводнили иностранные журналисты, полчища которых все прибывали и прибывали, чтобы запечатлеть в своих репортажах крах коммунистического режима. Но кроме многочисленных пропагандистских пресс-конференций, шоу с «раскаявшимися» душманами и горами «захваченного» оружия, оставленного в наследство афганским воинам нашими армейцами, ничем «жареным» для своих репортажей они разжиться не могли. На каждый взрыв РСа иностранцы слетались как мухи на говно, надеясь застать на месте падения снаряда ужасающие картины. Но их не было. Вернее, не было для них. Просто их туда не допускали, ограничивая хитрыми уловками свободу передвижения пишущей и снимающей империалистической братии.

Из «точных» попаданий ракет запомнилось всего три. Первое попадание РСа — рядом с нашей виллой, в мальчика, который ехал на велосипеде. Мальчишка просто испарился. Воспоминанием о нем могло служить лишь большое кровавое пятно на стене дувала — все, что от него осталось, да и то, уже на следующий день его замыли. Второе попадание советской ракеты Р-300 в жилой район за Элеватором. На моих глазах ракета вылетела с позиций, располагавшихся далеко за Дарульаманом, и пошла в сторону Чарикара. Однако, наверное, от старости, когда вторая ступень хлопнула, но не отделилась, ракета как бы зависла на мгновение в воздухе, а потом, испуская желтый ядовитый дым, по плавной дуге устремилась на жилые кварталы. Слава богу, что не взорвалась. И так под ее обломками погибли семь человек. Посольство узнало об инциденте по сообщению МИД из Москвы, полученному через отделение ТАСС в Кабуле. Нас чуть живьем не съели. Третий снаряд просвистел над нашими с Яхьей (хазарейцем) головами, когда мы воровали бензин. Воровали, собственно, у меня самого. Если бы начальник узнал, что я делюсь бензином с этим прохиндеем, он бы меня убил на месте. К слову сказать, легенды о том, что РС свистит или воет, когда летит мимо — пусть так и остаются легендами. Перелетев через наши головы, снаряд уделал одну из «хадовских» вилл, располагавшихся всего в нескольких десятках метров от места совершения нашего преступления. Трое убитых, из них — двое детей.

Ну, а акулам империализма этого видеть было не дано. Они в основном жили в гостиницах «Интерконтиненталь», «Ариана» и «Кабул», где под воздействием спиртного выдумывали всякую ересь, чтобы оправдать огромные командировочные. Среди них особенно выделялась корреспондентка Франс-Пресс с хриплым голосом, которая пила как лошадь водку и пиво, а также все вместе и сразу. Ее корректно предупредили, что в мусульманской стране это не принято. Она, отослав всех по известному адресу, продолжала бухать до тех пор, пока ей в «Кабуле» не проломили череп местные «братки». В коматозном состоянии журналистку увезли на родину. Из иностранных журналистов приятное исключение составляли лишь два человека — корреспондент Би-Би-Си Лайза Дусет (в народе — Лиза), с которой у нас потом сложились очень доверительные рабочие отношения, и корреспондент солидного издания «Нью-Йорк Таймс Джорнэл». Эти двое ахинеи не несли, а пытались с нашей помощью в чем-то разобраться, впрочем, тоже изнывали от тоски.

Какова же была их радость, когда выдалась поездка в Кандагар. Женщин, правда, в нее не взяли. Зато пригрузили в довесок к иностранцам еще несколько советских корреспондентов, прибывших с Родины описывать героику афганских будней. Среди них были и нормальные ребята. Но я их боялся еще больше, чем иностранцев. Из-под их перьев порой выходили такие опусы, что у меня волосы на голове поднимались дыбом. И вообще я заметил: чем меньше человек находился в стране, тем больше он писал на различные темы. К слову сказать, репортаж одного советского корреспондента из этой поездки в Кандагар настолько травмировал мою мать, которой я писал много лет про нормальную жизнь в Афганистане, что она с тех пор стала звонить мне на работу в два раза чаще обычного, чтобы справиться о здоровье.

Ранним утром я привычно набивал всякой ерундой походную сумку из красно-коричневой кожи, купленную по случаю в Кабуле. Вроде бы все взял, и лишь на подъездах к аэропорту хлопнул себя по голове — забыл купить водки. А впрочем, подумалось, кому ее теперь везти? Наших-то уже нет. Накатила волна тоски, но я ее быстренько задавил — в Кандагар с таким настроением лететь было негоже.