Антон Кротков - Последний вираж штрафбата

Но в последний раз от появления первых предвестников приближающейся мрачной бури в виде мелькающих перед глазом золотых мушек и покалываний в районе затылка до начала приступа прошло всего минут пятнадцать. Артур едва успел дать указание секретарю отвечать всем, что шеф уехал по срочному делу, запереть на ключ дверь своего служебного кабинета и добежать до кушетки в задней комнатке отдыха. А чтобы никто не услышал его диких воплей, пришлось закусить зубами широкий офицерский ремень…

Как человек, живущий в ненависти, страхе и зависти, Тюхис воспринимал окружающий мир бесцветным, мрачным и безжалостным. Подсознательно он всегда ожидал возмездия за совершенные грехи и не мог без ужаса думать о грядущей расплате. Больше всего Артур боялся, что после одного из приступов его парализует, как ту собаку с перебитым хребтом, что его автомобиль однажды случайно сбил по дороге на дачу. Жалобно скуля, она пыталась ползти к обочине, подтягивая единственной послушной лапой вдруг ставшее совершенно чужим тело. С живыми людьми, которых внезапно поражает апоплексический удар, происходит нечто подобное. Правда, людей из жалости не пристреливают, как ту псину. Из соображений ложной гуманности врачи продолжают поддерживать биологическое существование живого мертвеца. Вокруг него еще некоторое время может происходить пустая суета. Но на самом деле бесполезное тело, в котором по ошибке природы застряли остатки жизни, всем только мешает. Страшнее всего, если, будучи парализованным, ты сохранишь способность соображать. Ты еще жив, жадно ловишь сознанием последние часы жизни и только произнести ничего не можешь онемевшим языком, а окружающим до тебя уже нет дела…

Вот и теперь Артур понял, что надо спешить. Черты его сильного сосредоточенного лица, обычно властно собранные воедино, теперь распались на составляющие, как это бывает у сильно уставшего человека. Прикрыв глаз, он предупредил:

— Учти, Борис: ты не выйдешь с этой дачи, пока не подпишешь официальное согласие сотрудничать с нами. Даю тебе три минуты на размышление… Да не будь же идиотом! Поставь свою подпись и завтра же заберешь Оленьку домой. Даю слово офицера.

Неожиданно взгляд стоящего за спиной Тюхиса мужчины упал на бронзовую статуэтку Наполеона рядом на столе. Нефедов встрепенулся, как гончая, взявшая след. Мгновенно пришло решение покончить с мерзавцем и тем выиграть время для спасения любимой и, возможно, спасти многих людей. Ступая как можно тише, стараясь обойти скрипучие доски, Нефедов схватил канделябр со стола и стал подкрадывался к Тюхису. Профессиональный инстинкт охотника подсказал летчику, что необходимо подходить к врагу справа — со стороны отсутствующего глаза, чтобы он не мог боковым зрением уловить движение. Приблизившись к человеку у окна на расстояние вытянутой руки, Нефедов размахнулся, целясь ему в висок. Предмет в руке Нефедова был достаточно увесистым, чтобы размозжить Тюхису череп. Все это время Артур продолжал говорить:

— Как видишь, я готов авансом выпустить твою Ольгу. А уже при следующей нашей встрече мы составим докладную записку для твоего шефа. Так что я тебе не сове…

Неожиданно Артур осекся на полуслове, покачнулся, странно всхлипнул. Забирая руками пустое пространство перед собой, словно ищущий опору слепец, он начал оседать. Быстро обмякнув, кулем повалился на пол. Тело мужчины начало выгибаться в страшных судорогах. В первую секунду Борис опешил, не понимая, что происходит. Потом Нефедов вспомнил, что похожее происходило с другом его отца — Близняком, который в Гражданскую получил в общей сложности 24 сабельных ранения. И каждый раз, когда могучий молодой организм эскадронного командира перебарывал смерть и страшные отметины казачьих клинков начинали понемногу затягиваться, доктора только изумленно разводили руками. Но в оплату за оставленную жизнь мстительный бог войны позаботился о том, чтобы послевоенное существование инвалида превратилось в страшное испытание. Несколько раз в месяц персонального пенсионера Красной армии настигал жестокий припадок с сильнейшими судорогами, закатившимися в беспамятстве глазами и пеной на губах. Хорошо, если рядом оказывались сослуживцы, которые бережно переносили страдающего от ран товарища на кровать и следили, чтобы до приезда врачей он не подавился собственным языком или не причинил себе иного вреда…

С Артуром творилось нечто похожее. Из страшного могущественного чудовища он мгновенно превратился в беспомощного страдальца, который был не в состоянии даже позвать на помощь. Обхватив голову руками, эпилептик скалил зубы и рычал словно зверь. Он катался по полу, то изгибался дугой, то снова вытягивался всем телом в струнку. Борис подумал о том, что такая возможность покончить с этим «циклопом» ему вряд ли еще когда-нибудь представится. Но отчего-то Нефедов медлил с приведением в исполнение приговора, который только что вынес. Не мог он ударить человека, находящегося в столь беспомощном положении. В конце концов Борис поставил подсвечник на пол и прислушался. Никто не спешил на помощь припадочному. Нельзя было точно определить, где сейчас находятся люди Артура. Чтобы заглушить стоны Тюхиса, «Анархист» завел патефон и громко произнес, как бы продолжая разговор: