За школой у палисадника стояли два танка, а на изумрудно-зеленом целомудренном газончике развалился танкист в комбинезоне, положив шлем под медно-красную гривастую голову. У Ясакова защемило сердце.
Танкист сел, протирая глаза… Кажется, вчера, возвращаясь с бокса побитым, встретил Веня Рэма Солнцева, катившего бочонок пива. Та же синь в нагловатых глазах, тот же блатной, с хрипотцой голос:
– Венька, мать моя вся в саже…
Обнимая его, целуя в изрубцованную о траву щеку, Ясаков пришепетывал:
– Не укушу, жубов нету…
– Со старухой на печке спал? Зубы-то она выдула?
Как всегда в присутствии Рэма Солнцева, Ясаков почувствовал в себе ухарство, озорное желание и, подделываясь под своего товарища, предложил:
– Давай, Рэма, дрозда пустим, да посмешнее, а? Может, не увидимся больше…
– Нырнем, Веня, туда, где раки с пивом зимуют.
Потная красная буфетчица, та, что смутила Веню своей походкой, выкачала последние два литра пива, желающих же было человек пять работниц швейной фабрики.
Ясаков и Рэм алчно уставились на белую пену, облизывая губы. Буфетчица решительно протянула руки с четырьмя кружками пива к темным физиономиям солдат:
– Пейте, хлопцы!
Закрыв дверь на засов следом за ушедшими работницами, буфетчица поставила перед бойцами таз с красными раками.
Веня сел на свою каску, блаженно потея, отдыхая всем телом. Рэм взял буфетчицу под руку и, уходя с ней в глубь церкви, сказал:
– Шелуши, Веня, раков, а мы богу помолимся…
Ясаков услышал гул самолетов, частые выщелки зениток. Где-то рядом хрястнула фугаска, в спину толкнуло дверью, и он расплескал пиво в кружке.
Из глубины алтаря из черной волны дыма вышел Рэм, неся на руках буфетчицу. Голова ее запрокинулась, из лифчика вывалилась грудь, алая от крови.
Прибежали дружинницы с носилками.
Пахло свежерасколотым камнем на мостовой. По крышам ходили неловкие в брезентовых робах женщины, сбрасывали на мостовую плюющие огнем зажигалки. Старики и подростки засыпали их песком.
– Машка, кинь одну прикурить, – шутил внизу хромой мужик.
Рэм долго жал руку Ясакова.
– Сашке Крупнову поклон от меня… Да, брат, дает нам Адя прикурить.
– Какая Адя?
– Адька-стерва, Адольф Гитлер. – Рэм приклеил к верхней губе бумажные усы, поднял пальцами нос кверху, повернувшись профилем к Ясакову.
Не улыбнувшись, Веня махнул Рэму рукой, спорым шагом пошел по наклонной улице к Днепру, к своим.
Трамвайный вагон, сломав перила моста, свалился в Днепр, на отмель. Красные змеи огня ползали по его смятому корпусу, стелилась над водой удушливая гарь.
Фельдмаршал Вильгельм Хейтель знал, что многие считают, будто он находится под постоянным гипнозом Гитлера и поэтому не в состоянии противоречить ему даже при весьма очевидных заскоках фюрера. Хейтель знал и другое: кого Гитлер не убеждал, того он снимал, обычно говоря: «Этого я не убедил». Хейтель гордился своей способностью тонко и полно чувствовать творческие порывы «великого» человека, олицетворяющего собой нацию. Волевой, аналитического ума фельдмаршал находил родство своей души с порывистой, мистической настроенности душой Гитлера. Крайности сходятся. В отличие от многих Хейтеля не шокировали ни грубый язык, ни странные, диковатые привычки рейхсканцлера, хотя он думал иногда, что фюрер лишен чувства меры своих кумиров – Фридриха Великого и Бисмарка. Гитлер был смел в выработке планов, таких, как высадка в Норвегии, прорыв под Седаном, окружение русских армий в Белостоке и Минске. Но он заметно терялся, встречаясь с непредвиденными трудностями. Колебания и нерешительность Гитлера встревожили Хейтеля, как тревожат отца неудачи сына, потому что фельдмаршал в тайне сердца своего считал себя главным вдохновителем военных планов фюрера. Особенно сильно проявилось колебание Гитлера 4 августа на совещании в городе Борисове в штабе армий «Центр».
Гитлер впервые со времени начала русской кампании сделал обзор военных действий. Он сказал, что ранее намеченная задача (к 1 октября выйти на линию Онежское озеро – река Волга) считается теперь невыполнимой ввиду усиливающегося сопротивления русских армий. Захват Москвы зависит от захвата Донбасса, Ленинграда и Крыма, этого нетонущего авианосца Советов, с которого они бомбят Плоешти.
– На Москву или Донбасс? – спросил Гитлер. – Я хочу знать мнение каждого генерала в отдельности, так, чтобы вы не знали о мнении друг друга.
Читать дальше