Вадим Кожевников - Это сильнее всего [Рассказы]

Незадолго до окончания курсов Нина решила отпраздновать день своего рождения и пригласила на вечеринку лейтенанта интендантской службы Зухарева, который служил с ее мужем а одной части и приехал в город в командировку. Позвала она и капитана Капустина, с которым познакомилась при таких обстоятельствах.

Вместе с подругами Нина ходила на донорский пункт. И, как все девушки, к ампулам со своей кровью Нина привязывала нежные записочки, адресованные, раненому, которому будет влита кровь. Кровь Нины спасла жизнь капитану Капустину.

Выздоровев, Капустин отправился к Кузьмичевой, чтобы поблагодарить ее, а так как эта встреча совпала с днем рождения, Нина пригласила капитана к себе в гости.

Капитан явился с огромным букетом цветов.

Вечеринка прошла очень весело. Радостная от того, что близок день окончания курсов и скоро она сюрпризом явится к мужу, Нина веселилась до упаду.

Капустин, относившийся с благоговением к своей спасительнице, весь вечер не спускал с нее восхищенного взгляда и даже под конец прочитал сочиненные им в госпитале и посвященные ей стихи.

Только один человек не разделял общего веселья — лейтенант Зухарев. И чем сильнее веселилась Нина, тем более мрачнел он.

А через две недели пришло от мужа письмо, и адресовано оно было не Нине, а ее подруге. Кузьмичев просил передать жене, что деньги по аттестату она будет получать, пока он жив или пока не кончится война, но он прекращает переписку — ни читать ее писем, ни отвечать на них он не будет.

В отчаянии, не закончив курсов, Нина поехала на фронт разыскивать мужа. Пропуска у нее не было. Проблуждав в прифронтовой зоне более месяца, она вернулась обратно, опустошенная, убитая горем.

Ко всему этому присоединилось чувство жгучего стыда — ей казалось, что все ее презирают за то, что муж- фронтовик ее бросил.

Она поступила на швейную фабрику, находящуюся на другом конце города, где ее никто не знал. Сразу пропали се жизнерадостность и общительность. Она стала теперь хмурой и нелюдимой.

Кузьмичева встретила Марию Ивановну неприязненно. Она даже не предложила ей сесть. Но Мария Ивановна сделала вид, что не заметила этого.

— Я вот почему снова к вам пришла, — сказала Мария Ивановна просящим, таким не свойственным ей тоном: — больше пойти мне некуда, а вы мне единственно близкий человек. Ведь вы не откажете помочь матери сослуживца вашего мужа. Хотя бы две недели разрешите у вас пожить. А там я найду себе угол, мне обещали. Помогите мне.

— Да разве я что-нибудь… Пожалуйста, — сказала дрогнувшим голосом Кузьмичева и растерянно добавила: — Да садитесь, раздевайтесь, почему вы стоите?

Новое жилье причиняло Марии Ивановне массу неудобств.

Расстояние от ее квартиры до завода было ровно в два раза короче. Дома она слала на перине, а здесь — на узеньком жестком диванчике. Она привыкла к своему дому и ни разу в жизни не ночевала в чужом.

Но она понимала — иного пути к сердцу женщины, грубо жестоко оскорбленному, нет. К соболезнованиям, сочувствиям оно глухо. Оно может только открыться само, состраданием к чужому горю. И Мария Ивановна вызвала его на это, чтобы открыть и свое сердце.

Прошел месяц. Женщины подружились. Но Мария Ивановна была вынуждена дать слово Нине не писать сыну о том, что она знала. В свою очередь Мария Ивановна заставила Кузьмичеву снова поступить на курсы медсестер, и они решили — Нина поедет обязательно в воинскую часть, где служит ее муж. Только она совсем не будет обращать на него внимания и даже станет здороваться с ним, как с чужим.

Однажды, когда Мария Ивановна уходила с работы, ей сказали, что в проходной ее ждет какой-то военный.

Мария Ивановна подошла, запыхавшись, к незнакомому майору, и сердце ее сразу упало. Она ждала, что скажет ей этот человек, с таким угрюмым лицом и невеселыми глазами.

Но майор улыбнулся и сказал:

— Вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Ваш сын здоров. Я письмо привез. Он, кстати, просит приютить меня на несколько дней. Мне, видите ли, остановиться здесь негде. Это вас не очень стеснит?

Трудно передать восторг, охвативший Марию Ивановну. На одном примусе она готовила чай, на другом, занятом у соседей, жарила пирожки из пресного теста с консервированным мясом. Все, что так берегла для встречи сына, она поставила на стол.

Красная, в измятом, наспех надетом новом шелковом платье, Мария Ивановна носилась по комнате и столько задавала майору вопросов, что тот ни на один не успевал ответить толком.