Исходя из представлений о вторичности интересов Отечества по сравнению с «общечеловеческими», ставится под сомнение и смысл военной присяги. Наиболее удачно эта точка зрения сформулирована в одном из писем, публикуемых «Огоньком» (1989 г., № 48): «Военная присяга… указывает на неотвратимость кары за предательство. Предательство кого и чего? В свете нового мышления, приоритета общечеловеческих интересов над классовыми, в масштабах планетарного мышления бездумная п безоговорочная преданность сугубо интересам Родины становится узковедомственным подходом к идее выживания рода человеческого». Главный же вред «безоговорочной преданности сугубо интересам Родины» видится в том, что присяга «не позволяет воину своим умом и сердцем компенсировать моральную неполноценность вышестоящего командира. Вернее, позволяет, но только ценой своей собственной жизни по приговору военного трибунала за невыполнение приказа». Сей самодеятельный манифест бьет в самую точку: армия перестает быть армией именно тогда, когда в ней перестают исполняться приказы. Отдадим должное его огоньковским сочинителям и пропагандистам.
Для того чтобы приказы не исполнялись, следует прежде всего дискредитировать тех, кто их отдает, посеять рознь и недоверие между солдатами и офицерами, офицерами и генералитетом. Поводов и материалов для этого, увы, достаточно. Неспособность и нечистоплотность части высшего командования, аварии и катастрофы, гибель личного состава во время учений, злоупотребления по службе, пресловутая «дедовщина» — все это благодатная почва для журналистских упражнений в остроумии и «гражданском гневе». Причем возражать по существу действительно очень трудно. Отрицать? Бессмысленно. Сказать, что подобные явления существуют во всех армиях мира? Но это не оправдание… Обещать исправить положение? Но это невозможно при существующих условиях…
Да и вообще пререкаться с журналистами — занятие безнадежное и неблагодарное. Подобные попытки, как показывает хотя бы пример с недавним письмом маршала С. Ф. Ахромеева в «Огонек», служат только к вящему глумлению над их авторами. Это игра на чужом поле, и армия здесь абсолютно бессильна. Совокупный тираж военных изданий многократно уступает тиражу популярных органов массовой информации, ведущих антиармейскую пропаганду, и если учитывать, что военные газеты и журналы почти никто, кроме военных, не читает, то эффективность «самозащиты» армии измеряется ничтожно малой величиной.
Похоже, что армейская пропаганда не способна даже противодействовать разложению в рядах самой армии.
Военные издания, находясь под мощным прессом идеологических догм, пытаются ориентироваться на «народ» (который их все равно не читает), подавая материал с рекламным уклоном, чем вызывают неуважение военнослужащих, знающих истинную картину, и теряют их доверие. Отсутствие изданий и публикаций, обращенных не по форме, а по существу к самой армии, упорное нежелание понять, что то, как осознает себя сама армия, более важно, чем то, что о ней думают другие, может сыграть печальную роль в судьбе армии. Сплоченная и уверенная в себе армия непобедима — что бы ни думало о ней население. Но внутренне разложившуюся армию не спасет и самое благоприятное мнение о ней народа.
Поскольку это тоже вещь достаточно очевидная, то усилия «пацифистов» направлены не только на принижение престижа армии в глазах населения, но и на искоренение ее уважения к самой себе, тем более что военнослужащие не могут быть изолированы от «общественного мнения» (и если военные издания за пределами армии читают редко, то военные читают гражданскую прессу весьма широко). Объективно престиж военной профессии снижается уже от постоянных уверений в скорейшем всеобщем и полном разоружении и призывов таковое осуществить: если таково всеобщее намерение, полагает обыватель, то, наверное, так и будет, а раз так, то армия — явление временное и офицерская профессия бесперспективна, так сказать, в историческом плане. Советский человек вообще приучен мыслить глобально-историческими категориями, привыкнув жить в ожидании «светлого будущего всего человечества», когда и государства-то не будет, не то что армии. Сейчас, правда, о том светлом будущем, которое, по хрущевским прогнозам, должно было наступить еще в 1980 году, упоминать стесняются, но зато вместо него формируется образ другого столь же светлого будущего (в виде слияния с «мировой цивилизацией» под патронажем транснациональных корпораций), в коем места для армии также не усматривается. Естественно, что символом «прекрасного нового мира» видится профессия менеджера или мастера по ремонту видеомагнитофонов, а никак не офицера.
Читать дальше