Михаил Сухачёв - Небо для смелых

Птухин вошел, итальянец сразу же спросил:

— Меня не будут пытать, меня не убьют?

— Скажи ему, Соня, никто не собирается с ним расправляться.

С самого начала Птухин решил проверить, намерен ли пленный говорить правду. На карте северо-западнее Сарагосы он умышленно обвел кружок и спросил пленного:

— Гарапинильос?

Итальянец, обрадованный, что ему обещали сохранить жизнь, с готовностью указал точное расположение аэродрома.

А через двадцать минут перед Птухиным лежал подробный план размещения стоянок самолетов, бензохранилищ, складов боеприпасов, зенитных орудий. Над крестиками, обозначавшими самолеты, стояло их количество и тип. Общая цифра перевалила за сто. «Редкое скопление. Как у нас в Люберцах или на Центральном аэродроме накануне парада», — подумал Птухин.

Пленного увели.

Завороженно глядя на листок, Птухин обратился к Агальцову:

— Что скажешь, Мартин?

— Думаю, фашисты не будут долго держать в бездействии такую армаду самолетов на одном аэродроме.

Если верить итальянцу, они завтра утром действительно нанесут удар. Но как его упредить? Наши «Р-зет» тихоходны, пока подойдут к аэродрому, поднимут на ноги всю ПВО. Тут нужна внезапность.

— Вот именно внезапность! — Птухину показалось, что Агальцов разгадал его замысел. — Это первое. Во-вторых, бомбардировщиков у нас мало. Пока они продерутся через заслон зенитного огня, станет еще меньше. Кроме того, как видишь, самолеты расположены в одну линию. То есть цель узкая, вероятность поражения будет невысокой. Стало быть, остается одно — штурмовка истребителями!

— Удар истребителями по аэродрому? Что-то не припомню такого случая в истории авиации. Это до сих пор была задача бомбардировщиков.

— Необычно?! Противоречит взглядам? Тогда я напомню тебе Ленина. На курсах я выучил его записку. «Конница при низком полете аэроплана бессильна против него. т. Склянский! Не можете ли Вы ученому X, У, 2… заказать ответ (быстро): аэропланы против конницы?» [В. И. Ленин. Записка Э. М. Склянскому. Полн. собр. соч., т. 51, с. 43]. Тогда это тоже противоречило взглядам. Ну как, возражения есть?

Агальцов засмеялся.

— Так ведь и Ленин сначала решил проконсультироваться с учеными и не с одним, чтобы объективность была выше. А ты с кем проконсультируешься? Со мной? Я в этих вопросах такой же теоретик, как и практик. Потом, помнишь, Ленин дальше пишет, что «…один «практик», И. Н. Смирнов, смеется-де-чепуха». Если твоя затея провалится, найдется достаточное количество «практиков», чтобы посмеяться или сказать куда хуже, чем чепуха. Ну как перспектива?

— Ничего, такое можно пережить. Мы ведь с тобой уже одну идею осуществили, над которой сначала тоже смеялись. А теперь уже многие летчики успешно сбивают ночью. Потом есть оправдание. Все ученые далеко, советоваться не с кем, да и некогда. Послушай, решение будет такое. — Карандаш Птухина быстро забегал по обратной стороне карты. — Удар нанесут две эскадрильи И-15: Смирнова и Чиндосвиндо. Пять эскадрилий И-16: Девотченко, Плещенко, Смирнова, Сарауса и Гусева будут их прикрывать. Всю истребительную группу возглавляет Еременко. Для отвлечения внимания пошлем бомбардировщики Сенаторова десятью минутами раньше нанести удар по Сарагосе. Главное, чтобы никто не знал об операции до самого вылета.

— Заманчиво. Когда ты думаешь нанести удар?

— Завтра с рассветом. — Птухин посмотрел на часы. — В 5.57.

— Может быть, сегодня, перед наступлением темноты, когда самолеты все сядут?

— Вот именно, когда сядут! А когда они сядут? Ты же знаешь, группа прикрытия барражирует, пока не приземлится последний самолет. Итальянцы иногда садятся уже почти в темноте. Нет, это ненадежно. Именно с рассветом, пока фашисты глаза не продрали.

Евгений Саввич вместе с Соней, наблюдателями и испанцем-телефонистом затемно приехали на вершину горы Монте-Оскуро, откуда была видна Арагонская низменность и лежащая далеко внизу Сарагоса. Птухин волновался все больше и больше по мере приближения рассвета, чаще поглядывая на восток и на светящийся циферблат часов. Несколько раз он вскакивал и напряженно замирал: чудился гул самолетов.

— Рано. По времени летчики сейчас завтракают, — успокаивала Соня.

— Ты думаешь, можно что-то проглотить в такой… — Птухин запнулся. Вспомнил, что сам строго требовал от летчиков, чтобы на голодный желудок не садились в кабину.

Вместе с нарастанием гула засветились вершины Иберийских гор. Истребители шли четким плотным строем, словно отрабатывали групповую слетанность на виду у своего комбрига в Бобруйске. От этого на душе стало спокойнее. Птухин сверил время пролета наблюдательного пункта и остался доволен.