Михаил Сухачёв - Небо для смелых

— Ты случайно не к белым бежать собрался — чего тебе не спится? — Пумпур высунул голову в дверь.

— Я не успел дочинить свою развалину.

Женя с надеждой ждал, что Пумпур вернет его спать, убедит в невозможности работы ночью. Но Петр, не дослушав до конца, перебил:

— Подожди, сейчас оденусь и тебе посвечу. — Он юркнул в хату.

Ветер, налетая со всех сторон, пытался погасить бережно прикрываемую Пумпуром лампу, в то время как Женя, лежа под фюзеляжем на куске фанеры, осторожно прибивал мелкими гвоздиками оторванный лоскут. Руки не слушались, гвозди, точно смазанные клеем, не отлипали от пальцев, а молоток — Женя больше всего его сейчас ненавидел — бил то по пальцам, то мимо, то гнул с таким трудом подогнанный гвоздь.

— Вытащи меня, Петя, я сам что-то не могу, — попросил Птухин, прибив перкаль. Примерзшая фанера так и осталась на спине, когда Женя встал на ноги.

…Уже второй день отряд ведет боевые действия с давно знакомого аэродрома под Сватовом, и только сегодня, остановив свой взгляд на одинокой хате, почти утонувшей в обильно выпавшем снегу, Женя вспомнил о старике, которому четыре месяца назад именем Советской Республики доверил хранение авиационного имущества. Подойдя к тыну, Птухин увидел еле поднимающийся из трубы дымок.

«Значит, жив», — почему-то обрадовано подумал он и, отгребая сугроб снега, с трудом отворил дверь.

— Мир дому вашему! — громко поздоровался Птухин и прошел ближе к печке, около которой копошилась бабка. Она не спеша повернулась и, увидев военного, почти безучастно объявила:

— Ни, голубок, ничего нет, до тебя беляки всё как есть подчистую забрали.

— Нет, бабушка, мне ничего не надо, я деда пришел проведать, где он?

— Да вон он на печи отогревается, слезть не может.

Женя подошел, встал на лавку и заглянул под самый потолок. В нос ударил терпкий запах прокисшего человеческого пота. На боку, все в той же одежонке, лежал дед, не реагируя на появление постороннего человека.

— Здравствуй, дед, ты не узнал меня? — бойко обратился Женя.

— Ни, хлопчик…

— Да я же тебе осенью оставил на хранение авиационное добро.

— А-а, теперь узнал. Это из-за твоего добра я встать-то не могу. — И он медленно, часто замолкая, рассказал Жене всю историю.

Белые прошли мимо хаты спокойно, к нему и не заглянули. Дед уже и забыл о том, что хранится у него в сарае. Только неделю назад, когда отступали, белоказаки ворвались в хату, требуя курей и еды. А откуда у него еда? Ругались, обшарили хату, кинулись в сарай, нашли железяки, и пошло.

— Ты что ж, большевицкий ублюдок, — кричал офицер, одетый в белую бекешу, — на старости переметнулся к красным, народную армию кормить не хочешь, а большевицким самолетам всякие детали бережешь до их прихода?

Дед стал оправдываться, дескать, перетащил к себе после ухода красных, может, в хозяйстве что и пригодится.

— Да ты, шелудивый кобель, один и с места не сдвинешь того, что тут упрятано. А ну, скиньте с него портки, я его отучу врать, христопродавца!

Портки не сняли, сдернули кожушок и так разделали спину, что рубаху тронуть больно.

— Вот так-то, сынок.

— Знаешь, дед, я сейчас что-нибудь тебе добуду, поросенка, кур, может, даже лошадь. Слово коммуниста. Я вернусь, — И, не прощаясь, он опрометью кинулся из хаты.

Загулин, которому Женя все рассказал, распорядился выделить деду одну из оставшихся лошадей.

В конце мая 1920 года к моменту перехода в контрнаступление войск Юго-Западного фронта, Первый авиационный артиллерийский отряд перебазировался в распоряжение 12-й армии.

Запоздалая весна набирала темпы. В пышном убранстве проплывали мимо платформы украинские сады. Глядя на них, не верилось, что кругом война и разрушения.

На станции Нежин отряду подцепили платформу с новеньким «фарманом». Вместе с самолетом подсел новый военлет, с виду похожий на забитого батрака.

— Вот знакомься, Женя, — сказал комиссар, — тебе новый военлет со своим самолетом. Обстрелянный, воевал на Восточном фронте.

Женя с недоверием посмотрел на белесого парня в синей косоворотке, черных в тонкую белую полосочку грубошерстных штанах, заправленных в солдатские сапоги. Жиденькие светлые волосы, словно только что намоченные, послушно лежали на вытянутом назад черепе.

— Фролов Степан, — произнес новый летчик, и Женя заметил, что на слогах, содержащих «о», у него смешно шевелится кончик длинного носа. Полдороги до станции назначения Женя вытягивал слова из Фролова, пока тот не разговорился по-настоящему.