Петр Лебеденко - Холодный туман

Лейтенант Топольков сказал санитарке:

— Ну чего ты ревешь, как над покойником. Ты же видишь, сонная артерия не задета, значит, все будет в порядке. Он потерял много крови, отсюда и все остальное.

Солдаты сибиряк Мельников, таджик Хаджи, санитарка Ольга и лейтенант Топольков несли тяжело раненого полковника Строгова на плащпалатке, часто погружаясь выше колен в болотистую жижу. Где-то там, впереди, виднелся заросший какими-то кустарниками островок, заранее разведанный Мельниковым, туда они и стремились поскорее добраться, благо, что немцы, разгромив батальон и полностью подавив сопротивление, подобрав раненых и добив тех солдат, которые еще подавали признаки жизни, ушли вперед, а второй их эшелон еще не показался из-за дальних холмов.

Наверное, если бы полковник Строгов был ранен не так тяжело и сделал бы хоть одно движение в то время, когда фашисты приканчивали наших солдат, его постигла бы та же участь. Но он лежал рядом с разбитой пушкой в луже крови, и немцы не обратили на него никакого внимания. Его обнаружила санитарка, во время боя сидевшая в глубокой ячейке, на которую кто-то из солдат набросал высохшей травы. И вот теперь они вчетвером несут на маленький островок полковника Строгова, хотя никто из них не задумывается (не хочет задумываться), что их ожидает в будущем. Они понимают, что остаются в тылу у противника с тяжело раненным полковником на руках, которому необходима срочная медицинская помощь, а в санитарной сумке Ольги кроме перевязочных пакетов, йода, нашатырного спирта да еще каких-то двух-трех лекарств ничего не было.

Островок, куда они принесли Константина Константиновича, мог скрыть их от чужих глаз, но на нем не оказалось и пяди сухой земли, где можно было положить полковника и присесть самим, чтобы отдохнуть. Всюду под ногами хлюпала мутная жижа, настороженными глазами глазели на людей огромные зеленые жабы, дважды чуть в стороне проползли длинные, каких не встретишь на суше, змеи. Островок был небольшой — метров сорок в длину и десять-пятнадцать в ширину, за ним с трех сторон — такие же островки, побольше и поменьше, вокруг них — болотная грязная зелень, а с четвертой — берег с обгоревшими танками, изуродованными пушками и застывшими трупами немецких и наших солдат. У Мельникова на поясе висел немецкий тесак, которым солдат немедленно воспользовался: ползая на коленях по болотной жиже, он начал рубить кустарник и уже несколько минут спустя соорудил нечто похожее на настил, сантиметров на двадцать возвышающийся на болотом. Туда и положили Строгова, и Ольга тут же принялась обрабатывать его рану. А Мельников с помощью Хаджи продолжал рубить кустарник, и вскоре для каждого из них, в том числе и для Ольги, были сделаны настилы, напоминающие большие гнезда аистов.

Лейтенант Топольков все это время в бинокль осматривал оставленный ими берег, но там по-прежнему не замечалось никакого движения, и только в разных местах к небу поднимался дымок от догорающих танков, да рядом с телегой батальонной кухни бродила, опустив голову, лошадь. Уже не раз и не два лейтенант натыкался глазами и на эту лошадь, и на кухонную телегу, но вот только сейчас пришла к нему мысль, что у них, у всех четверых, нет и завалящей корки хлеба, а там на телеге, наверняка, есть что-нибудь съестное, которым надо воспользоваться, потому как никто из них не знает, сколько времени им предстоит находиться на этом «необитаемом острове».

Топольков подозвал к себе Хаджи и сказал: — Давай-ка, брат, вон к той телеге, и все, что там найдешь, неси сюда. Во что харчи положить, там найдешь. Все понял?

— Все понял, — ответил Хаджи. И добавил: — Ты, лейтенант, умный командир. Я все сделаю.

— Давай, — сказал лейтенант. — Действуй.

Вернулся Хаджи обвешанный сумками из-под противогазов, наполненных разной снедью. В одном, перекошенном на одну сторону, немецком танке обнаружил даже несколько банок мясных консервов и тщательно упакованных в коробку галет. Кроме всего прочего — на шее у него висели два немецких автомата с дисками полными патронов.

Незаметно подкрался вечер.

Над болотом закурился мглистый туман, тек он мелкими волнами, то приподнимаясь, точно стремясь оторваться от исторгающей из себя удушливые газы гнилой воды, то снова опускаясь вниз, и волны продолжали колебаться, напоминая мертвую зыбь на море.

Где-то тоскливо кричала выпь, в воздухе проносились стайки каких-то пичуг, все болото натужно дышало, кое-где вспучиваясь, выдыхая газы, и тогда казалось, что это — не так уж далеко, но все же приглушенные расстоянием — разрываются небольшие мины.